Я осторожно потрогал свои лицо и скривился, всё-таки Зубр слегка приврал, кровь идти уже перестала, однако и борозды на коже и клочки порванной кожи, ощущались под пальцами очень отчётливо, как и боль и жар в изодранной коже. Слегка подрагивающими руками вытащил аптечку, всадил себе в ногу последний шприц с антибиотиком, проглотил две таблетки обезболивающего, достал иголку и нить:
— Садись рядом надо тебе ухо зашить, а то теперь у тебя их три вместо одного.
— Сначала артефакты собери, а то нагрянет ещё сюда кто-нибудь, будет обидно.
Я согласно кивнул, направив луч сканера на труп с мечом в заднем проходе. Тут же содрал с его левый культи аналогичный моему Потрошитель, и зашипев от боли прижал его к окровавленному запястью, активируя его и глядя, как новые браслеты обвивают моё запястье и ладоньґ. Пусть артефакт одноразовый, но, если от него не отказываться — это пока лучшее, что мы здесь нашли.
Перевернул труп срезал со спины две пластины, каждая из которых даровала защиту телу сразу на двадцать процентов.
Теперь понятно почему мы никак не могли пробить эту тушу, а просто он максимально увеличил свою и так не маленькую защиту. Бросила одну пластину Зубру, отсканировал остальных. Здесь пауки были попроще, да и награда пожиже: увеличение ловкости, увеличения силы и грузоподъёмности. Большая часть из этого нам пригодится, но разбираться с этим надо на свежую голову, количество вживлённых артефактов не безгранично.
— Ну что дальше идём?
Я, наконец, добрался до уха Зубра, сшивая мочку грубыми стежками.
— Что-то мне не понравилось, как нас начали тут встречать. Никакого гостеприимства.
— Ну мы гости тоже так себе, — пожал плечами Зубр, скрипя зубами от боли, — к тому же мне нравится их артефакты. Считаю надо идти вперёд, но в схватку с большой толпой пауков больше не вступать. Встретим одного-двух атакуем, если больше, то плюём на всё и активирую возврат.
Я согласно кивнул и активировал Потрошитель, пробивая насквозь всё ещё подрагивающего диметродона. Было больно смотреть, как он мучается в предсмертных конвульсиях, но всё никак не может умереть. Лезвие пробило его сердце, в ответ из тела, будто из меха наполненного вином, буквально плеснула струя чёрный кислотной жижи, заливая мне ноги и пол вокруг, а раздутое тело диметродона стало сдуваться, как тот же лишённый вина мех, пока перед нами не остался висеть обтянутый кожей скелет. Бедолаги. Это, наверное, ужасно, когда тебя растворяет изнутри кислота, а ты даже не можешь умереть. С каждой минутой раса Арахнидов нравилась мне все меньше и меньше, и я теперь уже серьёзно стал подумать, о том, чтобы спалить тут всё к чёртовой матери, перед тем как отсюда убраться.
— Как насчёт предложения получше? Силёнки ещё остались?
— А что?
Я указал глазами на канат, на котором висело тело диметродона. Тот уходил в узкую трубу, уходящую ровно вверх и похоже идущую на самый верх.
— Оставим здесь всё кроме потрошителей, приделаем к ступням крючья, и цепляясь за стены сможем подняться туда, уверен местный Босс сидит именно там, хоть глянем кто здесь всем заправляет.
— Что за крючья?
— Вот такие.
Я одним ударом отсек конец лапы паука, увенчанной двумя мощными когтями. Отрезал полосу от кокона, намертво притянул её в ступне, оставив когти торчать наружу.
— Идёт, только если что не так, сразу активируем возврат назад.
Пять минут спустя оставил за собой горку из двух щитов и так не пригодившегося второго копья и меча, мы начали свой эпический подъём. Впрочем, когти пауков идеально подходили, чтобы цепляться за толстые паутинные стены, образующие туннель в небеса. Стены под нашим весом, конечно, пружинили, однако канат был неровный, шишковатый и цепляться за него было удобно, а крючковатые когти пауков, как легко входили в стены, так легко и выходили при следующем шаге, так что даже учитывая немалый вес нашей брони, сложность подъёма оказалась не запредельной. Он был жарким, душным, наполненный болью в разъедаемых потом ранах, долгим, но всё же посильным, и открывшийся нам вид, после окончания подъёма, того стоил. Слава богам, окружающие нас тоннели поглощали все звуки будто были сделаны из ваты, так что наши тихие ругательства и хриплые вздохи, как у загнанных лошадей, никого не испугали. Впрочем, испугать мы могли всего одно существо, остальным было явно не до нас, а испугать «Это» было нелегко.