Я осознавала, со мной что-то не так: умение справляться с трудностями, решать проблемы и приспосабливаться к новому — умение, которое сослужило мне хорошую службу ХХХХХХХХХХХХ, — теперь казалось утраченным навсегда. Я принялась просматривать кипы брошюр по уходу за детьми, пытаясь выяснить, что со мной происходит. В нескольких книжках упоминалась «послеродовая меланхолия» — состояние, свойственное большинству новоиспеченных мам в первые недели после рождения ребенка. Среди основных характеристик: слезы, подавленность, частые перемены настроения. Тут же отмечалось, что длится оно недолго и вскоре проходит. Мой случай был явно критичнее. Я никогда не плакала — просто боялась. От стопки больничных буклетов пользы тоже оказалось мало. В них рассказывали о здоровье малышей, но ничего о матери. Так что же со мной?
Через пару месяцев радость и терпение Джо улетучились и сменились разочарованием и досадой. И все потому, что я стала совершенно другим человеком, нечутким и неотзывчивым. «Что, черт возьми, с тобой происходит? У тебя двое прекрасных детей. Моник помогает ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Что еще тебе надо?» Мне нечего было ответить, потому что я и сама не знала, в чем дело. Накануне я проходила обычную послеродовую проверку. Доктор задавал вопросы по списку, а я старалась отвечать развернуто и подробно. Он даже не поднял на меня глаз, спросив: «Как вы себя чувствуете?» Мне хотелось закричать, что все плохо, но я будто дар речи потеряла. Происходившее со мной казалось слишком ужасным, мрачным и унизительным, чтобы кому-нибудь довериться. Я промямлила «хорошо», волоча ноги, вышла из его кабинета и поехала домой. Видя, что и Джо уже не выдерживает, я поняла, что пора обращаться за помощью. Через несколько дней вновь отправилась к врачу по поводу незначительной инфекции и в конце набралась храбрости сказать: «Я неважно себя чувствую». На этот раз меня принимала женщина. Она оторвала взгляд от записей, склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. Вышла из кабинета и вернулась с небольшой бумажкой с именем и номером телефона. «Позвоните Шармин, — сказала врач. — Она моя пациентка и, вероятно, сможет вам помочь». Погруженная с головой в свои несчастья, я и не подумала задавать вопросы. Была рада уже тому, что смогу выговориться. Вернувшись домой, сразу же набрала номер Шармин и в течение следующего часа просидела на полу в гардеробной (с безупречно развешенными плечиками), рассказывая совершенно незнакомой женщине о своей панике, тревоге, отчаянии и неверии в то, что когда-нибудь снова смогу чувствовать себя хорошо и радоваться жизни. Шармин пожалела меня, говорила без обиняков и, что гораздо важнее, похоже, понимала, в чем дело. «Сдается мне, у вас послеродовая депрессия. Нужно обратиться за помощью к специалистам». Я в первый раз в жизни услышала словосочетание «послеродовая депрессия» и была потрясена до глубины души. Я посещала подготовительные занятия при роддоме, перечитала уйму литературы по уходу за новорожденными, общалась с акушеркой и близкими подругами, и никто — по крайней мере, я не припоминаю — ни словом не обмолвился о таком вероятном последствии родов.
К несчастью, на этом кошмар не закончился. На следующий день я позвонила в страховую компанию и прохрипела в трубку, что мне нужен психиатр с опытом лечения послеродовых депрессий. Судя по ответу менеджера отдела по работе с клиентами, можно было подумать, будто я попросила доктора с тремя руками. Они подобными сведениями не располагали, тем не менее мне удалось получить имена нескольких психиатров, услуги которых покрывала наша страховка. Позвонила каждому — у всех плотная запись, по крайней мере на полтора месяца вперед. Я чувствовала себя отвратительно, они с тем же успехом могли назначить мне прием лет этак через шесть. По мере того как список подходил к концу, меня все больше охватывало отчаяние, и я уже не скрывала, что «чувствую себя плохо», — еще совсем недавно у меня духу не хватало признаться в этом кому-нибудь. Один врач полюбопытствовал, нет ли у меня мыслей навредить детям. Стоило мне ответить «нет», как я мигом скатилась на последнее место в рейтинге интересных случаев, и ближайшее свободное время отыскалось только через пять недель. Когда я позвонила Шармин отчитаться о своих «успехах», она, спасибо ей большое, вмешалась и устроила мне прием у своего врача, которого моя страховка, конечно же, не покрывала. Все же я почувствовала огромное облегчение — совсем скоро мне помогут. Каждый день был на счету, я все глубже и глубже погружалась в темную бездну отчуждения.