– У тебя, Игореха, не головка, а стрелка компаса, – покачав коротко стриженной головой, сказал Квазимодыч. – Куда бабы, туда и ты, как намагниченный.
– Так жизнь же проходит! – увещевательно воскликнул Игорь. – Светку все равно кто-нибудь трахнет, так почему бы не я?
– Не жалеешь ты себя, братан, – сочувственно сказал Квазимодыч. – Горишь на работе. Того и гляди смылишься весь, даже обмылка не останется, чтобы в землю закопать.
– Тьфу на тебя, – отмахнулся Игорь. – Так присмотришь за дверью?
– Да что ей сделается-то? – пожал плечами Квазимодыч. – Как стояла, так и будет стоять, никто не унесет. Только ты недолго, а то мало ли что…
– Ага, – весело согласился Игорь. – Тебе из ресторана принести чего-нибудь?
– Пивка холодненького пару баночек прихвати, – сказал Квазимодыч, – а то рехнуться здесь можно от нечего делать.
– Заметано, – пообещал Игорь и, не став запирать дверь, чтобы Квазимодычу не пришлось вставать со стула, если кому-нибудь вдруг приспичит выйти через служебный ход, заторопился по коридору в сторону спортивного зала.
Выйдя на балкон, он обошел зал почти по всему периметру и через противоположную дверь выбрался в другой коридор, который вскоре привел его на кухню.
Здесь он по-приятельски пожал руку шеф-повару, игриво ущипнул за необъятный каучуково-литой зад повариху Петровну, увернулся от черпака, которым она шутливо на него замахнулась, и, выглянув в обеденный зал, поманил к себе Светку, которая вместе с другими официантками скучала у окна, наблюдая, как редкие в этот час посетители поглощают не то поздний обед, не то очень ранний ужин.
Наблюдая за тем, как Светка с видом оказываемого ему великого одолжения, покачивая бедрами, неторопливо плывет к нему через зал, Игорь невольно залюбовался, хотя уж кто-кто, а он-то видал Светку во всех видах и даже сделал как-то пару десятков любительских черно-белых фотографий. Подумать было страшно отдавать такую пленку в кодаковский проявочный пункт.
Светка была чертовски хороша и в одежде, и без, и, самое главное, красота ее не была обманной. Как следует заведясь, Светка давала мужику даже больше того, что щедро обещала ее внешность, а заводилась она с полоборота, потому что искренне и бескорыстно любила это дело. Впрочем, и небескорыстно тоже; редкий клиент мог остаться равнодушным при виде ее стройных ног и призывно вздернутой округлой груди, не говоря уже о лице и прочих прелестях, которые все до единой соответствовали самым высоким стандартам безо всякого шейпинга и тому подобной ерунды. Светка отказывала редко, только самым пьяным или чересчур безобразным. Разных маньяков, садистов и извращенцев она чуяла за версту и вежливо посылала на все четыре стороны, а если те не унимались, просто и без затей обращалась к охране, которая без труда и даже с удовольствием превращала полового гиганта в полуфабрикат для кухни. За Светку все были готовы в огонь и в воду, включая придурковатого Ванечку, который, по слухам, был пассивным педерастом, зато мог ударом кулака проломить лист фанеры десятимиллиметровой толщины.
Светка подошла к нему вплотную и встала, подбоченясь и выпятив грудь, обдавая его дурманящим запахом духов и выжидательно глядя прямо в лицо своими прозрачными серо-голубыми глазами.
– Привет, – сказал Игорь. – Что поделываешь?
– Не видишь разве, – своим глубоким грудным голосом, от которого у Игоря всегда начинали бегать по спине мурашки, ответила Светка, – картошку окучиваю. Ты чего сюда приперся?
– Фу, какая ты грубая, – с деланной обидой протянул Игорь и положил ладони на крутые Светкины бедра.
Бедра были мягкие и одновременно упругие – обалдеть можно. – Пойдем куда-нибудь, потолковать надо.
– Очумел совсем, жеребец, – сказала Светка, стряхивая его ладони, которые немедленно вернулись на место. – Пусти, сумасшедший, я же на работе!
– Так и я же на работе, – резонно заметил Игорь, аккуратно задвигая Светку в угол, заводя ладони ей на ягодицы и крепко прижимая ее к низу своего живота, чтобы она в полной мере ощутила, что он уже полностью готов к труду и обороне.
Светка уперлась в его грудь ладонями и попыталась оттолкнуть его, не проявляя, впрочем, особенной прыти.
Игорь прижал ее крепче и сделал плавное движение низом живота. Светкины глаза затуманились и полузакрылись, пухлые полудетские губы разомкнулись, обнажая жемчужную полоску зубов, а правая рука, скользнув вниз, слепо зашарила по продолговатой выпуклости на его джинсах – процесс пошел и обещал, как всегда, завершиться успешно.
– Вот дурак-то, – с хрипотцой проговорила, почти простонала она. – Что ж ты делаешь? Люди же кругом…
– Вот я и говорю – пошли, – тоже внезапно охрипнув, сказал Игорь, одной рукой еще крепче прижимая официантку к себе, а другой нащупывая под скользкой тканью блузки и кружевом бюстгальтера твердый, как вишневая косточка, сосок.
– Тогда отпусти, – вырываясь, сказала Светка. – Идем скорее. Да не копайся ты, я же тоже живой человек!
Светка была настоящим мастером своего дела, и не просто мастером, а истинным художником, и потому Игорь, выйдя через двадцать минут из кладовки, где хранились чистые скатерти, поварские халаты и прочие тряпки, испытывал во всем теле приятную опустошенность, словно был кувшином, из которого вылили всю воду. Его даже немного пошатывало, и шеф-повар дядя Саня, заметив его, хитро подмигнул из-под низко надвинутого колпака и сделал мастерское движение тазом, на мгновение сделавшись похожим на Майкла Джексона. Игорь в ответ только бессмысленно ухмыльнулся припухшими губами и вышел из кухни, не сразу отыскав нужную дверь.
Подумав секунду, дядя Саня отложил в сторону лопатку, которой переворачивал биточки, и юркнул в кладовку, пока Светка еще была там и не успела остыть.