— Есть идеи, мессир?
— Без них как без ног, Блан, — на изможденном лице барона прорезалась улыбка, — думаю, герцог не удивится, если мы попадем внутрь так же, как он сам.
— Доска? — глаза Ива стали с золотой луидор, — ненавижу эту чертовщину.
— Столько лет прошло, братец, а ты все никак не привыкнешь, — Блан похлопал старшего брата по плечу, — или ты боишься?
— Думай, что мелешь! — буркнул Ив, грозно нахмурил брови, — не люблю я просто чертовщину всякую.
Фарамонд тем временем достал из кожаного мешочка темный глянцевый предмет. Тяжелый квадрат оттягивал ладонь, словно вылит из чистого золота. Грани квадрата остры как бритва, и черны настолько, что свет попросту тает в этой густой тьме, как снег на раскаленной сковороде. Барон осторожно поднес предмет к губам и подул. Квадрат дернулся, завис в воздухе, словно бумажный змей, затрепетал. Он разворачивался подобно конверту, раз за разом все увеличиваясь в размерах. Спустя мгновение в воздухе перед Фарамондом висела широкая, напоминающая шахматную доска. Только клетки темные и нет ни единой фигуры.
Ив поморщился, бросил неприязненный взгляд на доску, процедил сквозь зубы:
— Чертовщина.
Барон вскинул руку, доска соприкоснулась с кончиками пальцев. На черном поле возникла миниатюрная фигура Фарамонда, одинокая среди пустых клеток, как пограничный столб среди степи.
Холодный ветер назойливо дул в ухо, развевал длинные волосы барона. Баронеты стояли рядом, застыли в оцепенении, лица суровые и надменные.
— Теперь я? — спросил дрожащим голосом Ив, — я, мессир?
— Да, — кивнул Фарамонд, — не медли, я и так едва удерживаю ее.
Сердце Ива стучало все чаще. Рука сама потянулась к проклятой доске. Тело тряхнуло, он ощутил озноб, холодный пот потек по спине, затем огненное острие пронзило грудь, прокололо сердце. Из легких вырвался болезненный хрип. Ив пошатнулся как подрубленный дуб, обрушился на землю всей тяжестью.
Исполинская темная рука подхватила Ива, потянула к черному квадрату. Проклятая доска стала громадной, словно океан. Баронет извергал проклятия и грубую ругань, молотил воздух мускулистыми руками. Будь перед Ивом сейчас противник, он бы разорвал его в клочья голыми руками. Громадный француз, у которого лицо искажено гневом, смешавшимся со страданием, мог повергнуть в ужас даже бывалого вояку.
Темная рука двигалась все медленнее, доска напротив, становилась ближе. Ив попытался освободиться, но призрачные пальцы впились намертво.
— Мессир! Отпустите меня, мессир! Черт вас дери!
Пальцы разжались, и де Монтескье упал на черную клетку рядом со стоящими там Фарамондом и Бланом.
— Что я вижу, мой бугай братец перепуган словно ребенок, — ехидно усмехнулся Блан, — помочь тебе сменить подгузник?
Не успел младший брат рассмеяться, как в кадык ему уперлось острие палаша:
— Еще одно слово, Блан, и я проткну тебя насквозь! — проревел, бешено вращая глазами Ив. — Ну, скажи же хоть слово!
— Не нужно, Ив, — Фарамонд ухватил баронета за рукав куртки, — он того не стоит. И я напомню тебе, что все это не по вине твоего брата.
— А кого же?
— Герцога де Реца.
— Да, проклятый герцог…Ведите нас, мессир, давайте поскорее закончим с этим. Я соскучился по вину и женщинам!
Ив неохотно убрал палаш обратно в ножны, наградив брата испепеляющим взглядом:
— Хоть одно слово, Блан. Хоть одно.
Младший баронет застыл. Фарамонд взял его за руку, но тот даже не шелохнулся.
— Все в порядке, Блан, он успокоился.
Блан не ответил, впился взглядом в некую массу, клубящуюся в глубине черноты доски. Он не знал, что происходит, мир застыл, время остановилось. Собственное тело казалась похожей на огромный безвольный кусок глины.
— Там…, там черный туман…
— О нет! — воскликнул в сердцах Фарамонд, — не может этого быть!
— Что?! Что стряслось, мессир?! — глаза Ива едва не вылезли из орбит. Де Монтескье знал, то, что способно напугать барона, не сулит ничего хорошего никому.
Фарамонд стал мрачнее ночи, огонь в глазах угас, покрылся золой разочарования:
— Герцог… Чертов старик нас нашел.
Глава 3. Ход конем
Вилла «Ле флёр ду сор». Южная Франция. Графство Тулуза.
Соблазнительная женская фигурка плавно опустилась в мягкое кресло, Леонор бережно положила карты перед собой, на широкий зеркальный стол. В толстой потертой колоде — ровно семьдесят восемь карт. Младшие и старшие арканы сложены аккуратной стопочкой, пламя свечи отражается в зеркале, в бездонных озерах глаз Леонор. Отсыревший фитиль легонько потрескивает, огонь дребезжит и бранится, капли воска разлетаются в стороны, как мелкие осколки льда. В комнате царит тишина и сумрак.