Но она осталась. А затем зажала под мышкой зеленый плащ и начала помогать Вогту.
«В конце концов, — подумала Наёмница, остервенело разрывая связующие рабов путы, — какая разница, что со мной будет. Я пропала в любом случае».
— Бегите! — повелительно приказал Вогт, высоко поднимая руки, словно на самом деле призывал рабов взлететь. — Бегите! Вы свободны!
Рабы не выражали особой радости по поводу освобождения, но все же устремились прочь. Нет, не прыснули, как тараканы при виде света. Скорее начали расползаться, как гусеницы. Наёмница и Вогт, спотыкаясь и при поворотах с разгона стукаясь о стены, затерялись в сложной паутине улочек города.
— Как ты думаешь, — спросил Вогт, отдышавшись, — они смогут убежать в прекрасный лес, построить там дома и жить счастливо до конца их жизней?
— Что-то подсказывает мне, что нет, — ответила Наёмница, обессиленно опустившись на липкую мостовую. — Итак, — констатировала она, — мы голодные, усталые и почти задохнувшиеся в навозной куче, которую они именуют городом. Мы не нашли карту и — по твоей, недоумок, вине — влипли в крупные неприятности.
— Мы можем просто уйти отсюда и поискать карту где-то еще, — жизнерадостно предложил Вогт.
Наёмница испепелила его взглядом, выдыхая клубы дыма из ноздрей — от ярости она вся раскалилась. Каков же тупица! Он хоть что-нибудь понимает в происходящем?
— (…) придурочный! Нас не выпустят! У нас нет денег! И нет печати! При первой же проверке нас задержат и швырнут в тюрьму ждать повешения, вот что с нами будет!
— Печати? Какой печати?
— Печати, — простонала Наёмница. — Это такие маленькие круглые каменные штуки, которые нам дали бы, если бы мы заплатили за вход, и которые мы должны отдать при выходе. Понял, дурак?
— А. Тогда нам не стоит идти к выходу. Должен же быть другой способ улизнуть? — поинтересовался Вогт, нисколько не тревожась.
Наёмница уже готова была разразиться очередным потоком брани, но тут ее лицо просветлело.
— Другой выход… Хм… Все города, — она поднялась на ноги и задумчиво потерла подбородок, — стоят возле каких-либо рек. Притока расположена неподалеку. Вероятно, город каким-то его краем соприкасается с ней. Значит, должен быть второй выход из города, к воде.
— О, — удивился Вогт. — Мы поплывем по воде?
— Мы пойдем по воде, кретин, — огрызнулась Наёмница.
— Нет, — возразил Вогт. — Это у меня плохо получается. Я всегда проваливаюсь. Если только пару шагов.
— Тише, — перебила Наёмница. — Голоса, — она прислушалась, потом прошипела: — Бежим!
И они ударились в бегство.
Улица сменяла улицу, Наёмница галопировала впереди, а за ней, тяжело пыхтя, едва поспевал Вогт. Теперь стало очевидным — это погоня. Позади и вокруг них — за домами — раздавались свист и выкрики. За очередным поворотом Наёмница с силой врезалась в чью-то смердящую пропотевшую тушу, и ее сразу ударили по лицу, да так, что в глазах потемнело. Слепая, Наёмница кулем шлепнулась на землю, услышав, как позади то ли вскрикнул, то ли всхлипнул Вогт. Выхватив кинжал, запрятанный в плаще, который она сжимала под мышкой, Наёмница змеей скользнула под ногами противника и вскочила на ноги позади него. С ликующим воплем она направила кинжал прямо в шею здоровяка и уже изготовилась ударить, когда…
Вогт издал дикий, совершенно женский вопль, заставивший кровь похолодеть в ее жилах, а щеки вспыхнуть от стыда.
— Нет! Нет! Нет! — кричал Вогт, пока его не прервали ударом в челюсть. — Не режь… — невнятно завершил он.
— Ты сдурел? — в бешенстве заорала Наёмница.
Она ощутила жуткую боль в области носа и схватилась за него руками. Затем яркие, прекрасные звезды вспыхнули перед ее глазами.
***
Ноги Наёмницы стукнули о порог, и она очнулась. Ее волокли куда-то, ухватив за предплечья, что вызывало яростный протест раненого плеча. Заведенные за спину руки были туго, до боли, связаны в запястьях.
— Отпустите, — пробормотала Наёмница. — Я сама пойду.
Впрочем, ее уже дотащили до места. Наёмницу бросили на пол, она упала, но не ударилась — под ней оказалось что-то колючее и упругое. Дверь захлопнулась, снаружи лязгнул засов.
— С тобой все хорошо? — спросил Вогт откуда-то сверху.
Наёмница застонала в тупой ярости, подняв свинцовые веки. Она лежала на соломе, которую уже обильно залила хлещущая из носа кровь. Голова раскалывалась.