— Все отлично, — буркнула она. — С чего бы мне чувствовать себя плохо?
— Ты бы лучше поднялась, — сказал Вогт, наклонившись к ней. — Сумеешь сама? Я не могу помочь, у меня руки связаны.
Наёмница перевернулась на спину, согнула ноги в коленях, села, а затем и встала, обессиленно прислонившись к стене. Они находились в маленькой, усыпанной соломой каморке, отделенной решеткой от остальной комнаты — длинной, шагов в пятнадцать, с грубо сколоченной трибуной, расположенной на противоположной от них стороне. В зал вела отдельная дверь.
— Это, наверное, как бы здание суда, — догадался Вогт. — И здесь же тюремная камера — очень удобно.
— Ага, — прогнусавила Наёмница. — Быстрое правосудие — оно самое справедливое. Еще ни один из повешенных не попытался это оспорить.
— Смотри-ка, рабы! — обрадовался Вогтоус.
В зал ввели рабов. Они были снова связаны, но не выглядели испуганными или пораненными. Если их и били, то явно недостаточно — следов не осталось.
— Пошустрее, скоты, — прикрикнул на них стражник, появляясь из-за двери последним. — Эти? — спросил он, указывая на пленников.
Рабы равнодушно покосились Вогта и Наёмницу и закивали бритыми головами.
Вогт повернулся к Наёмнице.
— Вот видишь! — радостно воскликнул он. — Они нас узнали! Помнят добро!
На Наёмницу накатила волна той же ледяной злобы, что она ощущала, злорадствуя над убитыми пленниками или пиная распростертое тело врага.
— Сволочи! — закричала она рабам. — Чтоб вы все сдохли в муках, ничтожества!
Никто из рабов и ухом не повел. Стражник поторопил их на выход.
— Простите пожалуйста, а как долго нас планируют здесь держать? — вежливо уточнил Вогт у стражника.
— До утра, бродяжье отребье, — ответил стражник.
— О, — обрадовался Вогт. — Всего-то. Я опасался, что нас засадили лет на десять.
— Утром придет судья и черканет свою подпись в приговоре. После чего вас вздернут, — ухмыльнувшись, пояснил стражник.
— Ну что ж, — с улыбкой сказал Вогт, когда за стражником захлопнулась дверь, — у нас вся ночь свободна.
Наёмница снова плюхнулась на пол. Кровь все еще текла у нее из обеих ноздрей.
— Идиот, — гнусаво проговорила она. — Скотина тупая.
— Тебе больно? — обеспокоенно спросил Вогт. — Приподними-ка голову, не держи ее опущенной, как сейчас.
— Это все из-за тебя! — задрав голову, прошипела Наёмница. — И как быстро нас схватили! Уверена, эти твари-рабы просто устали мотаться по городу, пошли сдаваться и заложили нас!
— Послушай, — перебил ее Вогт. — Игра только началась. Я бы не стал ожидать значительных трудностей на первом этапе…
— Но мы уже проиграли! — закричала Наёмница, выплевывая носом кровавые брызги. — Я не хочу умирать!
— Мы не совершили серьезных ошибок…
— Если бы ты не отвлек меня своими воплями, я бы успела пырнуть того урода и сбежать!
— Если бы ты… если бы я не остановил тебя, все обернулось бы куда хуже, — твердо возразил Вогт. — Ты сама виновата в том, что твой нос кровоточит. Я же предупреждал — нам нельзя брать оружие. Почему же ты не послушалась?
Его голос звучал сердито. Действительно сердито. Наёмница уставилась на Вогта во все глаза.
— Оружие — часть их игры, — продолжил он. — То, что ты делаешь для победы в их игре, приводит к поражению в нашей. За сегодняшний мелкий проступок ты уже расплатилась разбитым носом. Но если ты совершишь что-то более серьезное… последствия будут непоправимы.
— Подожди-ка… нам нельзя никого убивать, это ты пытаешься мне объяснить? — поразилась Наёмница.
На лице Вогта отразилась борьба противоречий.
— Отвечай, — жестко приказала Наёмница.
Вогт медленно, неохотно кивнул.
— Говори!
— Не в такой формулировке. Мы в обители никогда не произносим это слово.
— Чего? Мы не в твоей сраной обители! — отрезала Наёмница. — Да и нет ее больше, вашей обители. Монашки помёрли, служба закончена.
Вогт нахмурился.
— И что за это слово такое? А, — догадалась Наёмница. — «Умереть». Вы не произносите слово «умереть».
— В слове «умереть» нет ничего ужасного. Это естественное завершение жизни. Никто не способен жить вечно. Да и едва ли кто-то хотел бы.
— Ну, значит тогда «убить».
— А вот это неестественное завершение жизни, — ответил Вогт, ежась как от холода. — То, чего вообще не должно происходить.
— Животные тоже убивают.