— Не в данный момент, — уверила ее Шванн.
— Как ты это себе представляешь?
— Оно выглядит как некий предмет. Маленький, необычный. Без надписей.
Наёмница старалась не думать о том, что опять пошли нелепые разговоры, вся странность которых просто не способна разместиться у нее в голове.
— Что за обещание? — подозрительно осведомилась она.
Шванн глубоко, печально вздохнула.
— Что ж, придется рассказать тебе. Незнание ситуации может помешать тебе добиться цели.
— Вперед, — буркнула Наёмница. — Только постарайся говорить так, чтобы я не уснула.
Шванн не обратила внимания на ее грубость.
— Я родилась младшей в семье богатого и очень знатного человека. С самых ранних лет я отличалась невероятной красотой. У меня было шестеро старших сестер, но ни одна из них не могла сравниться со мной. Более того — вполне миловидные, на контрасте со мной они блекли и начинали казаться чуть ли не дурнушками. Вскоре они оказались отодвинутыми в тень и позабытыми всеми, даже нашими родителями. Я не видела своей вины в их участи — ведь причиной всему стала моя красота, а ее дала мне природа без моих просьб и согласия. Мои сестры ненавидели меня в отдалении; я росла и хорошела с каждым днем, будучи королевой каждого пира. Мужчины роились вокруг меня, как пчелы…
— …как мухи, — буркнула Наёмница.
Шванн проигнорировала ее.
— Стоило мне улыбнуться, любой из них был моим. Они бросали ради меня возлюбленных, которым когда-то расточали клятвы верности, забывали о женах и детях. Лучшие друзья превращались в кровных врагов. Вассал предавал господина. И тогда я поняла: если моя красота разрушает то, что считается самым ценным — и родственные связи, и узы любви, и цепи клятв — то она и есть высшая ценность.
— Логика, прямо скажем, не ахти, — вставила Наёмница.
— С тех пор тоска, которая так часто змеей сворачивалась в моем сердце, покинула меня, и жизнь потекла легко и приятно. Мне исполнилось двадцать пять, и двадцать шесть, и однажды я стала замечать, что моя кожа уже не так свежа, а в уголках глаз наметились первые морщинки. Я впала в черное отчаянье. Наш замок опустел и помрачнел. Никто не мог вернуть мне былую беззаботность после того, как я осознала ужас неизбежного старения. И тогда мой отец, превозмогая страх, обратился к двум братьям-колдунам, известным силой своего колдовства, а также своим человеконенавистничеством. Неизвестно, через что ему пришлось пройти, чтобы уговорить их, но однажды они вдруг возникли в парадной зале нашего замка, соткавшись из воздуха. Пусть колдуны, но они были еще и мужчины, а значит, я могла управлять ими. Они не догадывались, в какую ловушку попали. В то время они были очень молоды, угрюмы и неопытны почти во всем, что не касалось колдовства. Они дали мне зелье, прозрачное, как роса, одна капля которого вернула мне свежесть семнадцати лет. Так и началась их связь со мной, не принесшая им добра.
— Вот уж не сомневаюсь, — фыркнула Наёмница, презрительно глядя на Шванн.
— Я дразнила их, намекая на страсть то одному, то другому. Ссорила их и мирила тысячу раз на дню. Мысль о том, что я распоряжаюсь теми, кто владел сверхчеловеческими практиками, кружила мне голову. Каждый раз они ссорились все яростнее, а мирились все неискренней, но я не замечала этого.
— Сучка тупая, — пробормотала Наёмница. В голове у нее были одни многоточия.
— Однажды младший брат принес мне цветок, самый прекрасный из когда-либо выраставших на земле. Но незадолго до этого старший подарил мне сверкающий драгоценный камень, так что я бросила цветок и упрекнула: «Это твой подарок? Взгляни, что дал мне твой брат». Младший молча ушел от меня, вернулся в свой замок и убил брата. Тот сопротивлялся изо всех сил. Хитрость помогла младшему победить, но победа далась ему слишком дорого, потому что в противостоянии он истощил почти все свои колдовские силы. Едва живой, он упал без чувств. Очнувшись и осознав, какое страшное преступление совершил и чего лишился, он в горе и ярости выколол себе глаза, ведь через них моя красота отравила его разум. Это трагичная и красивая история.
— Отвратительная история, — возразила Наёмница. — В ней все повели себя как уроды, но некоторые дамочки особенно омерзительны.
— Он возненавидел меня и больше не появлялся в моем замке, а между тем необходимое мне зелье, каплю которого я должна выпивать каждый день, заканчивалось. Отца моего уже не было в живых, и мне ничего не оставалось, кроме как самой обратиться к Колдуну с мольбами. Вероятно, мое лицо не изгладилось в его памяти, и он сдался. Зелье было выдано, я вернулась с победой, но несколько лет спустя, когда бутыль опустела, мне пришлось вновь проследовать тем же путем. Он ждал и тосковал, печаль сделала его сердце твердым, как камень.