Как она ни напрягала зрение, люди виделись ей неясными и размытыми, и ей вспомнились смутные облака, бесцельно, медлительно ползущие по сумрачному небу, которое к этому часу наверняка совсем почернело. «Люди без имен», — прозвучало в ее голове. Как и она сама. Но если она потеряла свое имя, эти люди отдали его добровольно.
Тишину нарушал лишь тяжелый шорох ступней по обшарпанному полу. Она вслушивалась в безмолвие, облепившее ее словно мокрая простыня, и размышляла о том, как же все-таки скверно, что никто не говорит друг с другом. Даже наемники, грубые и нередко враждебные, не могли не переброситься хотя бы парой слов за совместным ужином, эти же молчали, склонившись над своими мисками. Наёмница попыталась представить их ленивые редкие мысли, но ей увиделась одна лишь пустота, унылая, как засохший колодец в жаркий день.
— Не презирай их, — услышала она голос Человечка возле самого уха. — Ты станешь такой же, когда привыкнешь и смиришься.
— Я не хочу, — ответила Наёмница прежде, чем успела себя остановить.
— Не хочешь? Они получили покой.
Наёмница знала, что не должна спорить, но все равно возразила:
— Они стали безразличными.
— Разве раньше ты не сказала бы сама, что это одно и то же?
— Только раньше.
— Ты поумнела? — Человечек сухо, шелестяще рассмеялся. С таким звуком песчинки перекатываются под ветром.
— Нет, просто начала иногда думать, — хотела было возразить ему Наёмница, но, повернув голову, никого не увидела.
На краю стола лежала маленькая, расшитая глянцевыми бусинами черная шапочка, сложенная вдвое. Цепенея и не отводя от нее взгляда, Наёмница встала. Сегодня определенно было больше странностей, чем она согласна вытерпеть за день, пусть даже очень длинный.
Следуя за потоком людей, она прошла в общую спальню. Это был огромный зал, пол которого усеивали одеяла. Одеяла были сшиты попарно, так что получалось нечто вроде мешка. Схватив ближайший, Наёмница забралась внутрь. Что ж, достаточно уютно. Обычно она спала в куда как менее комфортных условиях.
Она закрыла глаза, позволяя себе если не поспать, то хотя бы отдохнуть. Покидая обеденный зал, народ постепенно стягивался в спальню, размещаясь каждый в своем коконе. Она дожидалась, когда все заснут. Тогда она приступит к настоящей работе. Ей легче красться во тьме, тревожно замирать, чувствовать себя охотницей, чем таскать камни.
Как бы ей ни хотелось переключиться на что-то другое, мысли упорно возвращались к событиям вчерашнего дня. Какой из двух Вогтов был настоящим? Тот, который обливался кровью? Или тот, кто говорил ей все эти мерзкие слова и продал ее Шванн со всеми потрохами?
«Если он действительно меня предал, я спасу его, а потом сразу убью», — решила Наёмница. Несмотря на странную противоречивость такого решения, она успокоилась. Как минимум она не позволит издеваться над собой безнаказанно.
Рядом кто-то противно закашлял. «Умри», — пожелала ему агрессивная Наёмница. Она расслабленно вытянулась. Скоро вставать… да-да, только еще минуту полежать… еще пять минут… десять…
— Эй, — тихо позвал ее Вогт со спины.
Наёмница перевернулась на другой бок, высунула голову из кокона и увидела Вогта. Растерянно стоя в центре зала, он высматривал свободные местечки среди спящих людей, пытаясь пройти. Отчего-то Наёмница совсем не удивилась его появлению — это же Вогт, с ним все возможно.
— Просто перешагивай их, — посоветовала она.
— Я не могу. Это неправильно.
Все же, пусть и не самым коротким путем, он добрался до Наёмницы и преклонил колена рядом с ней. На его печальное лицо почему-то падал яркий лунный свет, хотя луны не было в помине.
— Ты видел дерево? — спросила Наёмница.
— Да. Там написано, что в любом случае умирают все.
— Только один умер, — твердо возразила Наёмница, не имея ни малейшего понятия, о чем она вообще.
— Оба в тот день, как трое прежде, и это протянется сквозь вечность, как тянулось до них, — ответил Вогт. — А еще там сказано, что, даже если камни разрушены, призраки камней остаются, — он тоскливо осмотрелся и съежился. Он был такой испуганный, несчастный, что Наёмнице захотелось утешить его, но она не шелохнулась и ничего не сказала, потому что она не дура и не станет разводить над кем-либо нюни.
— Будь со мной честен, — попросила она. — Который из двух?
— Сложно сказать… Может быть, оба, может, ни один. Это ты должна решить, чему быть правдой. Выбери, каким ты хочешь, чтобы я был для тебя, и я буду.
— Почему ты никогда не даешь четкий ответ? Почему всегда пытаешься меня запутать?