– Иди ровнее! – рявкнул он, подталкивая меня вперед.
Дорога по мосткам потянулась вверх, плавильни с тяжелыми запахами раскаленного металла и угля остались позади. Возле входа в тоннель стояли тележки, нагруженные кусками руды. До сих пор в голове не укладывалось, что прямо сейчас я войду в шахту Сидна, как преступница. Не хотелось верить, что стану каторжницей, подобно Нелмару Освобожденному. Ну, и чем я, в таком случае, лучше него? Чем теперь отличаюсь от чудовищ, которым решила жестоко отомстить?
Меня завели в шахту и затолкали в одну из камер, выдолбленных в стенах и забранных решетками. Я видела вокруг только огни слабо горящих факелов, полумрак, в котором перемещались Братья Бури и надзиратели. Видела столы, заваленные инструментами. Гнетущая тишина шахты давила на уши, спертый воздух был удушливо неподвижен.
Эрандура втолкнули в камеру напротив. Я вцепилась в решетку захлопнувшейся двери и уставилась на друга, с ужасом заметив кровь на его губе. В беззвучной мольбе я вглядывалась в его лицо и не знала, что делать дальше. Данмер, несмотря на разбитую губу, выглядел меланхолично-спокойным, словно смирился с собственной участью и готов нести наказание до конца своих дней. До конца своих дней… Меня такая судьба пугала хуже смерти. Казалось, будто я уже на полпути в собственную могилу.
Вскоре ко мне подошла надзирательница, облаченная в стальную броню – огромная темноволосая орчанка с обритыми висками. Она бегло осмотрела меня, что-то рыкнула себе под нос и удалилась к камере Эрандура. Братья Бури покинули шахту сразу, после того как привели нас. Мне хотелось что-то сказать жрецу, и я не сдержалась.
– Эрандур… – позвала я, и тут же напротив камеры выросла надзирательница. Орчанка погремела ключами, нашла нужный и открыла дверь, сделав решительный шаг ко мне.
В следующий же миг я ненадолго лишилась чувств от боли. Её крепкий кулак ударил меня в живот с такой силой, что дыхание перехватило, а в глазах потемнело.
– Ещё слово вякнешь – убью, – услышала я грубый голос сквозь звон в ушах.
Свернувшись на полу калачиком, я держалась за живот и не могла встать. Из глаз лились слезы, дыхание стало прерывистым. Я урывала каждый глоток воздуха с таким отчаянием, словно он последний в моей жизни. Когда боль немного отступила, удалось взглянуть на Эрандура. Данмер приложил указательный палец к губам, недвусмысленно намекая на то, что нужно помолчать.
Не знаю, сколько времени я пролежала на холодном полу, прежде чем услышала хрипловатый крик:
– Нет! Это ошибка! Бхусари ничего не крала!
– А ну заткнись, шкура! – прокричал в ответ мужчина.
Мимо моей камеры Брат Бури протащил серую каджитку в кожаной броне, потом скрипнула решетка и стражник ушел. Я осторожно подползла к прутьям и увидела, что орчанка подошла и к камере каджитки, тоже что-то проворчала и вновь ушла.
Вскоре надзирательница вернулась в компании двух громил нордов, закованных в стальные пластинчатые доспехи. Она остановилась перед моей решеткой и кинула сквозь прутья сверток ткани.
– Переодевайся, – коротко приказала орчанка. – Все свои вещи положишь у двери.
Я подобрала сверток, с трудом встала, ссутулившись, и обвела взглядом живописные, изуродованные шрамами лица мужчин. Видимо, переодеваться придется под их пристальным наблюдением. Задавать вопросы я не решилась, избавилась от плаща, показав всем перепачканную кровью одежду ученицы Коллегии, и через голову стащила верхнюю рубаху. Раздевшись до исподнего, подняла вопросительный взор на надзирательницу. Снимать нужно все или что-то можно оставить?
– Полностью, – орчанка поняла меня без слов.
Я, сглотнув вставший в горле ком, разделась донага и развернула сверток, содержащий грубо сшитое льняное белье, домотканую безрукавку и просторные штаны. Всю мою одежду забрал стоящий слева норд, положил на стол, а, когда вернулся, просунул сквозь прутья старые ножные обмотки. Похоже, обуви каторжникам не полагалось.
– Имя? – потребовала надзирательница, когда я начала торопливо одеваться, чувствуя неприятный холод, щекочущий кожу.
Запоздало подумав, что надо соврать, ляпнула:
– Джулия Октавия.
– Возраст?
– Двадцать семь… нет, двадцать восемь, – замямлила, забыв, сколько мне лет.
– Хорошо… – орчанка оскалилась. – Еще поработаешь. Откуда ты?
– Сиродил. Брума.
Надзирательница покивала в такт моим словам и бросила одному из громил через плечо:
– Выводи, – в её руках загремела связка ключей, потом громко щелкнул замок решетки.
Орчанка вместе со стражниками отошла к камере каджитки. Я наспех намотала на ноги обмотки, а дверь камеры с пронзительным тонким скрипом открылась. Ко мне вошел норд, и лишь встретившись с ним взглядом, я поняла – сопротивляться и пытаться бежать бесполезно.
Пока каджитка переодевалась, надзирательница начала допрос.
– Имя?
– Бхусари.
– Возраст?
– Тридцать лет.
– Откуда?
– Эльсвейр.
– Сплошь чужеземцы сегодня, – пробасила надзирательница. – Не удивлюсь, если серокожий прямиком из Морровинда.
Имя каджитки показалось знакомым. Где же я его слышала раньше? Хоть убей, сейчас не вспомнить. И странно было, что к камере Эрандура не подошли. Интересно, почему? Он же попал сюда раньше этой Бхусари. Может, жреца отпустят? А если убьют?
Я потрясла головой, чтобы отогнать дурные мысли. Думала, хуже уже не бывает, но вообразила казнь друга и чуть земля из-под ног не ушла.
Каджитку вывел из клетки второй норд, и конвой медленно последовал за надзирательницей.
– А как же… данмер? – рискнула спросить я, решив не называть друга по имени. – Он не пойдет с нами?
Орчанка полуобернулась, остановилась. Конвой тоже замер, а пальцы ведущего меня громилы с силой впились в плечо. Я ожидала удара, но надзирательница только оскалилась.
– Девка, ты что, все еще думаешь, что попала в общественную баню Имперского Города?
Норды загоготали, и стало обидно. Лучше бы она ещё раз меня ударила. Громила подтолкнул меня вперед и негромко добавил:
– Мужики и бабы раздельно работают. Неужто в Сиродиле все такие тупые, как ты?
Я проглотила язык. Информации хватило с излишком. И сколько же лет я теперь не увижу Эрандура? Десять? Двадцать? Или поездка в Маркарт стала нашим последним приключением?
Орчанка дошла до очередной решетки, позвенела ключами, и конвой ввел нас с каджиткой внутрь, оставив наедине с надзирательницей. Я обернулась, обняв себя за плечи, и увидела, что норды отправились обратно, к выходу, выглядящему издалека ослепительно белым. Свет солнца вдали, такого недосягаемого во мраке подземелья, затмевал тусклые огоньки факелов. Орчанка, ещё раз громыхнув ключами, заговорила:
– Здесь вам не таверна. Здесь добывают руду круглые сутки. Работайте, если хотите жить, если не хотите – это вам там быстро устроят, – она открыла очередную решетку, находящуюся за её спиной и скрестила руки на груди. – Добро пожаловать в шахту Сидна! Там вам объяснят, что делать.
Быстро взглянув на опустившую уши каджитку, я пошла первой. Чего уж теперь бояться. Раньше сяду, раньше выйду. Пройдя через решетку, ступила на деревянные мостки, наподобие тех, что были возле плавильни, и увидела внизу вырытый котлован, в котором работали несколько женщин. Сверху за ними наблюдала коротко подстриженная стражница с луком в руках. И взгляд у этой рослой плечистой нордки намекал, что с ней шутки плохи.
Стражница повернулась к нам, брезгливо оглядев с головы до ног.
– Говорю один раз, – отрывисто произнесла она. – Для глухих повторять не стану. Спускаетесь вниз, берете на столе кирки и ящики, подходите к жиле и долбите руду, пока она у вас горлом не полезет. Все добытое складываете в личный ящик. Не плакать, не болтать. Нет руды – нет еды. Затеете драку – угадайте, что будет? – нордка не нуждалась в ответе и продолжила, ухмыльнувшись. – Правильно. Не получите еды. Себя не калечить – никто вас лечить не станет. На хвори не жаловаться. Заноете – получите двойную нагрузку и останетесь без еды. Увижу хоть проблеск магии – пристрелю на месте. Ясно?