Иногда мы работали вместе с другой сменой, пока одна из заключённых не упадет без сил. Иногда по очереди. Порой казалось, что нам дают спать всего два-три часа, прежде чем вновь выгнать на работы.
В шахте было спокойно, но иногда у кого-нибудь не получалось добыть ни камня. Тогда каторжницу наказывали и не давали еды, только поили. Делиться хлебом было не принято. Хель объяснила, что если стражники узнают, что наказанных подкармливают, то голодать оставят всех. Она помнила – когда-то давно такое уже случалось.
Каждый отбой мне снились солнце и свобода. Порой я заново переживала кровавую расправу над Толфгаром, однажды во сне надо мной снова насмехался Белранд. Радовался, что я наказана за то, что совершила с ним. Но чаще во снах являлись мои друзья. В видениях Мьол снова была жива, и мы сидели с ней у костра, рассказывая друг другу смешные истории. Вспоминали, как я победила двемерское чудище. Иная, счастливая жизнь во снах стала желаннее, чем рутина удушливого подземелья, в котором все болели, кашляли и работали не покладая рук.
С другими женщинами, кроме Хель и Бхусари, я не знакомилась, да и все были неразговорчивы. Сбивались в пары или держались особняком, чтобы не наказали за болтовню.
– Сколько дней прошло? – шепотом спрашивала я у Бхусари, когда мы начинали работать.
Каджитка вздыхала, пожимая плечами, и бралась за кирку. И так раз за разом, смена за сменой, удар за ударом.
Потом я приноровилась незаметно подлечивать покрытые лопающимися мозолями руки, когда отправлялась на отбой, иначе невозможно было держать инструмент. Рукоять меча теперь вспоминалась, как приятный сон. Где теперь моё Сияние Рассвета? Как же удобно оружие лежало в ладони!
Полумрак, в котором слабо потрескивали тусклые факелы, давил на глаза. Лишь понимание, что выхода из шахты Сидна нет, удерживало меня от глупостей. Любая попытка сбежать бессмысленна и приведет только к моей смерти.
В очередной раз сжимая кирку в руках, я била ею о стену и мечтала о том, что в шахту ворвется довакин верхом на драконе или за мной придут наставники из Коллегии. И мы бы вместе освободили Эрандура… Интересно, как он там? И жив ли?
Старалась поменьше о нем думать. Каждая промелькнувшая мысль отражалась тупой болью в груди, отчего дышать становилось ещё тяжелее. Пыльный воздух забивал горло и вырывался наружу сухим кашлем. Я не переставала прокручивать в голове мысли, что все могло бы быть иначе, и мучить сознание фантазиями о событиях, которые никогда не произойдут.
То и дело перед глазами вставала лишь неровная каменная стена. На ней появлялись трещины, когда кирка единственным зубом вгрызалась в твердую породу, а после нужный кусок руды отправлялся в мой ящик.
Голова вновь закружилась от духоты. Я вытерла пот со лба, откинула спутавшиеся сальные волосы назад и, не удержавшись, почесала голову. Мелкие твари ненадолго перестали кусаться и копошиться в волосах. Испугались, наверное.
И вдруг я заметила, что Бхусари рядом со мной перестала работать и присела возле ящика, отбросив кирку.
– Эй! Ты чего? Тебе плохо? – позабыв про работу, наклонилась к каджитке, опасливо обернувшись. Заключенные, прекратив работать, одна за другой опускались на пол. Я подняла глаза, но не увидела наверху привычно маячившего силуэта стражницы.
– Бхусари! – я потрясла подругу за плечи, но та не отреагировала. Только завалилась на спину, откинув голову назад, и засопела.
«Она что, уснула?» – недоуменно подумала я, встряхнув каджитку на грудки безрукавки. Бхусари только простонала что-то неразборчивое, а от моих последующих попыток разбудить её не было никакого толка. Родилась мысль, что мы докопались до залежей того самого газа из двемерских труб, что поддерживает горение светильников. Но разве он усыпляет? Даже если так, тогда почему на меня этот газ не действует? Может, это неизвестная мне магия?
Сердце часто забилось в груди в слепой надежде на шанс побега. Я взволнованно побродила среди каторжниц – все действительно крепко спали, время от времени подергиваясь и вымученно постанывая. Потом где-то наверху раздался звон ключей.
На всякий случай я решила вернуться на своё место и взять кирку. А еще лучше было бы притвориться спящей вместе со всеми!
Присев возле ящика, уставилась наверх, готовясь играть жертву неизвестного заклинания, но когда увидела, что сверху спускается не стражник, а Эрандур в холщовой одежде заключенного, взвилась с места и сломя голову кинулась к нему.
Данмер сразу заметил меня, несущуюся к нему с безумной улыбкой, и с удивлением повернулся. Хотелось орать от счастья, но боялась, что оглушительные вопли привлекут внимание стражников, поэтому только тихонько пищала, чтобы хоть немного выплеснуть переливающиеся через край эмоции. Что бы жрец ни сделал, это сработало!
Я буквально взлетела вверх по мосткам и кинулась Эрандуру на шею.
– Почему ты не уснула? – поинтересовался он, осторожно смыкая объятия.
– Не знаю, а должна была? – прошептала я, нехотя отцепившись от него.
– Должна, – кивнул данмер. – Но теперь это не важно. Пошли.
– Куда? – опешила я, видя, как жрец решительно топает наверх по поскрипывающим доскам.
– На свободу. Надеюсь, – ворчливо отозвался он. – Ты же не хочешь остаться…
– Конечно нет! – я вприпрыжку помчалась за ним. – А как это вышло? – покосилась на оставшийся позади котлован со спящими заключенными. – Это ты сделал?
– Не совсем. Объясню по дороге.
Пришлось ненадолго замолчать, с усилием сдерживая довольную улыбку. Перешагнув спящую стражницу, я напоследок обернулась на шахту, подумав о Бхусари и Хель, но Эрандур так быстро вышел через решетку, что не успела ничего сказать. Поспешила за другом, отправившимся в противоположную часть шахты, где в таком же давящем полумраке спали мужчины-каторжники.
– Надо торопиться, не озирайся, – данмер, увидев, что я замерла и нерешительно осматриваюсь, схватил меня за руку и потащил за собой вниз по деревянной лестнице. А мужская часть шахты оказалась намного больше женской.
– Мы разве идем не к выходу? – поинтересовалась я, начав подозревать, что всеобщее усыпление связано с уже знакомой нам принцессой даэдра.
– Если отправимся к выходу, то окажемся в городе, полном Братьев Бури.
Мы спустились вниз и остановились у решетки, возле которой подергивался во сне огромный орк, явно каторжник. Он был бос и одет только в мешковатые коричневые штаны.
– Здесь жил король в лохмотьях… – сообщил данмер, открыл решетку и бросил связку ключей стражников орку. Ключи звякнули, упав на широкую, покрытую шрамами грудь громилы, а я взволнованно замялась перед входом в очередной коридор.
– Какой король?
– Маданах. Ты как-то упоминала, что при первом визите в Маркарт, видела, как на рыночной площади убили женщину. Это все из-за него, – Эрандур закрыл решетку, когда я всё же вошла, и продолжил говорить. – Он задумал побег из Сидны вместе со своими людьми. Намеревался поднять новое восстание, пока Скайрим ослаблен драконами и гражданской войной. Но для этого мало только заключенных, к нему должны были присоединиться люди Предела. Изгои. Они передавали ему сообщения, о которых не положено было знать продажным стражникам… Маданах, скорее всего, опасался их переменчивой верности. Жаль, не успел расспросить старика…
Мы остановились в коридоре, разветвляющемся на два хода, и жрец указал направо.
– Нам сюда. Впереди его камера… – он вдруг осекся. – Впрочем, стоит взять оттуда немного еды и что-нибудь из оружия. Путь предстоит неблизкий и наверняка опасный.
– Путь куда? – после слова «еда» я жадно сглотнула.
– К спасению. По крайней мере, мне очень хочется верить в это, после того что случилось с нами.
Войдя следом за данмером в просторную комнату, я не удержалась от восторженного выдоха. Я-то думала тут действительно камера, но это была именно комната, почти как в таверне. Стол, тумбочка, старая кровать, бочки. Под кроватью ящик с бутылками, на столе открытое вино и блестящая жестяная кружка.