Все гости плавно переместились за столы, расселись на расставленных вдоль них скамьям и похватали кружки. Алвор взял на себя роль разливающего и встал около бочонка с краном. Оргнар принес из таверны ещё два бочонка под мышками, поняв, что на всю деревню одного не хватит. Но помимо меда, на столе между блюдами зеленели бутылки вина «Алто», к одной из которых я сразу потянулась, попутно разглядывая угощения. Особенно выделялся зажаренный до румяной корочки козлик.
– За Свена и Камиллу! – закричал Лукан. – Счастья моей сестре и её мужу!
Деревенские подхватили его тост, и я опрокинула в горло почти всю кружку вина, едва не поперхнувшись.
И началось настоящее веселье. Мёд полился рекой – иногда даже в прямом смысле, – музыка становилась громче и бодрее. К вечеру насытившиеся мясом, мёдом и вином жители закружились в танцах.
Я объелась так, как, наверное, никогда прежде не объедалась, но меня все равно утянули в хоровод. Обилие съеденного и выпитого мешало отплясывать и бегать во всю прыть, но мне удалось ни разу не упасть, что уже можно было считать достижением. Эрандур естественно в плясках не участвовал, пил мало и почти не ел. Я, по крайней мере, не заметила у него на тарелке слишком больших порций мяса или рыбы.
Вечером, уже на закате, устав от танцев, я рухнула на лавку рядом с ним, а музыканты вскоре заиграли более спокойную мелодию. Данмер очень внимательно слушал, улавливая переливчатую трель флейты и мерный перебор струн лютни. Бард с барабаном начал петь, но он выпевал не слова, а просто тянул гласные и его приятный голос дополнял музыку, словно ещё один инструмент.
И я вдруг вспомнила.
– Эрандур, – повернулась к другу с очень обеспокоенным видом. – А ты помнишь, как мы ночевали в Солитьюде?
– В который раз? – встрепенулся Эрандур.
– В первый. Ты мне тогда рассказал, что учился в Коллегии бардов.
– Помню.
– А ты можешь сейчас что-нибудь спеть? – мой взгляд засиял надеждой.
– Ты, должно быть, шутишь, – он посмотрел на меня исподлобья, пытаясь напугать своей суровостью. Но я не отстала.
– Вовсе нет. Мне правда интересно было бы послушать тебя. Мне кажется, у тебя хороший голос…
– У кого хороший голос? – подключился к беседе присевший рядом Алвор, которого я не сразу заметила, потому что отвлеклась на жреца.
– Эрандур учился в Коллегии бардов, – гордо сообщила я кузнецу. – А петь не хочет!
– Да ну? Он и петь умеет? – брови Алвора взлетели на лоб.
– А то! – приосанилась я, облокотившись на стол. – Он и жрец, и певец, и на дуде игрец!
– Джулия… – зашипел данмер.
Алвор встал, подняв полупустую кружку мёда.
– Эй, слушайте все! – гаркнул он, перекрикивая даже игру бардов. – Сейчас жрец петь будет!
– Что ты наделала? – Эрандур уставился на меня совсем уж гневно.
Я невинно захлопала глазками и ткнула пальцем в сторону кузнеца.
– Это всё Алвор!
Гости заинтересованно замолчали, Свен и Камилла тоже повернулись к жрецу. Во всех взглядах читалось немое и ёмкое: «Ну?» Эрандур, однако, медлил и не спешил покидать насиженную лавку.
– Песня, которую я мог бы спеть, не подходит для свадьбы…
– Да какая разница?! – встрепенулся радостный пьяный жених. – Я потом пойду петь «Рагнара Рыжего!»
Свен тоже воодушевился возможностью показать свой талант. А пел он и вправду хорошо. Музыканты перестали играть и наблюдали за происходящим с искренним любопытством.
– Давай, – я легонько пихнула данмера в бок, подбадривая. – Я верю, что эта песня прекрасна!
Он с тяжелым вздохом встал.
– Ладно, Джулия. Но как бы не пришлось потом об этом жалеть… – Эрандур обернулся на меня и одарил печальной улыбкой. – Ты запомнишь этот вечер.
– Не только я, – пробормотала себе под нос, когда жрец направился к бардам. Гости на свадьбе смотрели только на него.
За спинами музыкантов алело закатное небо. «Ривервудский торговец» погрузился в черную тень, а горы на фоне выглядели очень пугающе.
Эрандур что-то объяснил бардам и вдруг встал перед ними с весьма решительным видом. Медленная ритмичная связка барабана и лютни ознаменовала начало песни. Потом в мелодию вплелась флейта, и вместе с нею полился низкий, глубокий и пробирающий до дрожи голос жреца. Вся деревня прислушалась, а я боялась даже дышать, внимая каждому слову, наполненному многолетней печалью, тоской и одновременно с этим надеждой.
– Иллюзорна мгла
Искрами тепла
И проблеском лживого света.
В печи остывшей
Сухая зола
В траур тобой одета.
Закрыты все двери,
Но ты предо мной
Слова прячешь в страхе и боли.
И вновь за тобой
Без оглядки лечу,
На раны посыпав солью.
Туман расстелился,
Скрывая обман
Среди мостков над болотами.
Черные сны
Снова грезятся нам,
Играют фальшивыми нотами…
На губах её кровь,
А в тебе воет смерть,
Сжирая неистовой жаждой.
Я верю, однажды
Смогу изменить…
Всё.
Снова стать отважным.
И до боли сжимая
В ладони клинок,
Нести свет заблудшим душам…
Он вдруг прервался, а музыка всё лилась из-под ловких пальцев бардов. И деревня молчала, заворожено вслушиваясь, ожидая продолжения песни, от которой у меня, даже сидя на лавке, предательски дрожали коленки.
– Фендал! Обернись! – вдруг рявкнул жрец, ломая стройный ритм медленной песни.
Обернулись все разом. Босмер, который с опозданием все же пришёл на свадьбу, стоял в тени и тоже заслушался песней, но чернота за его спиной вдруг пришла в движение. Из тьмы вынырнул вампир, схватил Фендала за горло и впился клыками в шею, разрывая сосуды.
Я вскочила с места, призывая защитные чары.
– Вампир! – заорали деревенские и бросились врассыпную. Меня сразу оглушил истеричный женский визг. Камилла и Свен обнялись и залезли под стол. В общей суматохе я потеряла из виду и Фендала, и вампира, и Эрандура. Чтобы хоть что-то увидеть, залезла на стол, наступив ногой на блюдо из-под съеденного подчистую козлика, и среди голов разбегающихся гостей пыталась найти врага или понять, можно ли спасти бедолагу эльфа.
Я не слишком любила Фендала, но никогда не желала ему смерти. Даже о Белранде порой помышляла недоброе. Но Фендал… Он не сделал ничего плохого! Всё, что с ним случилось, моя вина и только!
Босмер лежал на земле, хватаясь за шею, из которой на остывающую землю изливались потоки горячей темной крови. Вампир уже скрылся в тенях, а на крики селян прибежали ривервудские стражники.
Я нашла глазами Эрандура, который в считанные минуты добежал до дома Алвора и вернулся с эбонитовым клинком в руке. Глаза данмера пылали праведным гневом, а до меня только сейчас дошло, что песня была о вампирах, о Морфале и обо мне. Неудобно получилось.
Решив всё же броситься в гущу, я спрыгнула со стола, чуть не подвернув ногу в неуклюжем приземлении. Слишком много съела и выпила, чтобы сражаться, но искры зарождающейся молнии уже трепетали на пальцах, готовясь сорваться и поразить треклятую нежить.
Вампир появился за моей спиной. Холодная рука стиснула мою шею, и я почувствовала леденящее прикосновение когтей и густой запах свежей крови, которую тварь только что вкусила.
– Сочная… – прошипел он мне на ухо, но, не растерявшись, я уклонилась в сторону и что было силы лягнула его, метясь в пах. Не было уверенности, что вампиры реагируют на это – мертвые всё-таки – но в противном случае, его клыки разорвали бы моё горло точно так же, как и Фендалу.
Вампир клацнул зубами, поймав только воздух. Мой удар пришелся в бедро и ничуть не навредил нежити. Ох, как же я жалела, что Сияние Рассвета осталось в доме Алвора!
Эрандур через двор бросился ко мне. За ним мчались трое стражников с мечами наголо.
Вампир обхватил меня за плечи и привлек к себе, лишая возможности увильнуть в сторону.
– Назад! – крикнул он приближающимся. – Иначе я убью её!
Стражники остановились, Эрандур – нет. Он почти вплотную подбежал к нам, пока вампир пятился назад. Целью твари было не убивать меня, а напиться крови, и жрец знал, что для этого я нужна ему живой. Оголодавший вампир вновь наклонился к моей шее. Его омерзительный запах вызывал тошноту, а вырваться не получалось, только слабо трепыхаться в стальных тисках объятий нежити. Неужели опять придётся искать лекарство, если выживу? А если нет? Какова она, смерть на вкус? После всего содеянного боги мне уже не помогут.