Я кивнула и перевела взгляд на Мьол. Выразительные глаза воительницы лучились счастьем и силой. Так же, как в тот день, в двемерском городе, когда мы вернули её меч. Раз уж мы с ней начали откровенничать, может, стоит рассказать, чья это заслуга на самом деле? Ведь всё, что делает Ваббаджек, мало зависит от меня.
Со вздохом я пустила Мглистого дальше по дороге, следуя вдоль русла реки Карт, пенящейся по левую сторону, за поросшим можжевельником и горноцветом берегом. А когда я заметила крошечные голубые цветочки – усидеть в седле стало ещё сложнее. Мечта о собственной алхимической лавке вырисовывалась новыми красками и маячила перед глазами. Вновь и вновь я воображала Мьол-охранницу, Эйрина-счетовода и Эрандура, который изготавливал бы зелья вместе со мной.
Ведомая мечтой, не заметила столбик из камней справа, и меня пробудил лишь грубый вопль Ворстага.
– Джулия! Ты что, уснула?! Тропа!
Я спохватилась, резко дернула на себя вожжи, и Мглистый возмущенно заржал, разворачиваясь на месте.
– Это здесь? – Мьол обернулась на наёмника и жреца.
– Конечно нет! – Ворстаг спрыгнул с коня и подошел к Львице и Эйрину. – Они следят за дорогой. Я же не идиот, чтобы вести нас прямо в засаду! Здесь, безопасной тропой, мы поднимемся, разобьем лагерь и оставим коней.
– Лагерь? – переспросил Эрандур. – Полагаю, без костра, иначе они могут заметить дым.
– Верно мыслишь, но ты сам все увидишь, когда мы доберемся до места, – наёмник вытащил из-за пояса топор и направился вверх по тропе. Мы с Эрандуром переглянулись, пока Мьол и Эйрин на Дымке поехали вперед.
– Что думаешь? – я встревожено посмотрела на жреца.
– Надеюсь, он знает, что делает, – вздохнул Эрандур, провожая взглядом спутников.
Он отвел коня немного назад, пропуская меня на тропу. Вряд ли по этой узкой дорожке, вьющейся меж камней и кривых кустов можжевельника, цепляющихся корнями за скудную почву склона, получилось бы ехать вместе.
Я не двинулась с места, чувствуя, что там, в горах, помимо изгоев притаилось какое-то древнее зло. При виде нависших над головой скал и переплетений можжевеловых ветвей, похожих на сети, хотелось развернуть коня и мчаться обратно. Но дело есть дело. Сейчас не время поддаваться скверным предчувствиям. Я слегка ударила Мглистого пятками, и он послушно пошел по тропе, опустив голову. Меня это немного успокоило. Если бы конь чувствовал запах хищников или крови, он мог бы заволноваться.
Ворстаг остановился выше, возле каменной насыпи и, осмотревшись, махнул рукой.
– Сюда! – норд произнес это слово негромко, но из-за эха оно прозвучало пугающе гулко. Потом он свернул по тропе направо и обернулся на нас.
– Мы оставим тут коней? – спросила Мьол.
– Нет, гораздо выше. Сейчас мы поднимемся по тропе к орочьей крепости, обойдем двемерскую башню и… – Ворстаг осекся. – Короче, ещё больше часа пути.
– И ты пойдешь пешком? – в сомнениях поинтересовалась я.
– А что такого? – наёмник пожал плечами. – Должен же кто-то отгонять от вас медведей и саблезубых тигров.
– Эйрин, держи поводья, – коротко сказала Мьол и, перекинув ногу через лошадь, спрыгнула вниз. Лютый зашелестел, высвобождаясь, и тихонько лязгнул об оковку ножен, притороченных к седлу вместе с рюкзаком. Зачарованный меч жаждал крови врагов.
Эйрин, опешив от неожиданности, схватился за вожжи затоптавшейся на месте Дымки.
Тропа вскоре немного расширилась, заросли можжевельника уступили место склонам, покрытым желтой прошлогодней травой. Холодный ветер взвыл, принеся с собой запах металла, а впереди, над изломанными скалами выросла двемерская башня, над которой, расправив крылья, кружила какая-то хищная птица.
Я задрала голову, чтобы рассмотреть её получше, но солнце слепило, и перед глазами мелькал лишь черный расплывчатый силуэт то ли ястреба, то ли ворона.
Жрец на Стреле поравнялся со мной и тоже вгляделся ввысь.
– Эрандур, – полушепотом начала я, опасливо поглядывая на спину едущего впереди Эйрина и замедляя ход Мглистого, чтобы немного отстать. Данмер, заинтересованно приподняв бровь, повернулся ко мне.
– Пожалуйста, не говори Ворстагу о том, что случилось с Белрандом. Я пока не хочу, чтобы он знал. Вдруг он меня возненавидит…
– Как и большинство людей, если узнают, – пробурчал жрец. – Мне это знакомо. Никто не узнает об истинных причинах твоего выбора, но это станет неважно, если перед взором обывателей вечно будет гореть твоё клеймо, – от таких речей Эрандура мне стало не по себе, а он негромко продолжал. – Помню, как давно в Солитьюде, только узнав о моей вере, барды из Коллегии начали бояться и ненавидеть меня, хоть я и не причинял им вреда. Никто не знает, каков путь сквозь мрак, пока сам на него не ступит.
– Так вот почему ты готов мне всё простить, – слабо улыбнулась я. – Узнаешь себя?
– С самой первой минуты нашего знакомства… Я подошёл к тебе и спросил, чем могу помочь. Ты ответила, что испугалась и убежала, словно повторяя мою историю. В тот миг я действительно решил, что Мара послала тебя мне, чтобы положить конец проклятью, довлевшему над Данстаром. И все же, опасаюсь, что наша связь и некоторого рода взаимопонимание, вызваны тем, что ты приняла мою Апатию. Что если Барбас был прав и наша привязанность это действие зелья, и всё?
Я озадаченно посмотрела на жреца. Он ехал рядом, погружённый в тяжёлые думы, и все же в его взгляде вместо прежней отстраненности, теперь затаилось нечто иное – тёплое и грустное.
– Не согласна, – ответила я. – Мне нужен был учитель алхимии ещё до того, как я выпила ту гадость.
Эрандур усмехнулся.
– Стало быть, используешь меня?
– Не после того, что мы пережили. А ещё я смутно помню то ощущение, когда выпила зелье. Тогда мне, само собой, было до одури страшно, но помимо страха было кое-что ещё, – я возродила в памяти чувство перевоплощения в даэдропоклонника Казимира. – Надежда. Ты убегал, но надеялся, что когда-нибудь сможешь все исправить. И знаешь, я тоже это чувствую. До сих пор.
Жрец промолчал. Похоже, он и сам не подозревал, что на самом деле чувствовал, когда сбегал из культа.
– Налево! – объявил Ворстаг, и я слегка стукнула коня пятками, подгоняя вперед. Захотелось о многом поговорить с Эрандуром, побольше узнать об Апатии. Неспроста же ему пришла в голову такая мысль! То, что во мне заключена часть его души, конечно, могло объяснить нашу крепкую дружбу, но я изо всех сил гнала из головы эту мысль, кажущуюся кощунственной. Связь душ не должна быть алхимией, пусть даже с благословения богов или даэдра. Я искала в этих отношениях глубину, которой, может, и не было вовсе.
С Мьол все гораздо проще. Воительница решительно вышагивала по тропе рядом с Ворстагом, а я заметила впереди высокий темный частокол далекой орочьей крепости. Оттуда с башни за нами наблюдали орки.
– Держимся подальше, – наёмник обернулся, и в его глазах мелькнула тревога.
– Что это за крепость? – спросил Эйрин.
– Она называется Душник-Йал. Но местные не очень любят пришлых. Им и стычек с изгоями хватает.
Двемерская, прямая как свечка, башня теперь высилась на утесе слева от вьющейся по склону горной тропы. Ворстаг, широко шагая, вел нас вперед, к густым зарослям сухих деревьев, опутавших острые серые глыбы.
В конце концов, мы остановились перед расставленными по кругу каменными обелисками, ограждающими древний нордский курган. Место было надежно скрыто переплетениями ветвей и искореженных непрерывными ветрами стволов. Корни и мох обнимали темный, изъеденный временем алтарь, к которому вела лестница, огибая захоронение полукругом. На плите были неровной грудой свалены пожелтевшие человечьи кости и покрытые слоем ржавчины непонятные инструменты, смутно напоминающие щипцы и скальпель.
Спустившись с коня, я осторожно заглянула вниз, а Ворстаг миновал курган и двинулся напролом сквозь заросли, ломая ветви.
– За мной, – коротко позвал наёмник.
Первой за ним пошла Мьол, а я следом. Но лишь отодвинув рукой ветку, поняла, что и жена, и Ворстаг куда-то пропали.