- Как тебе все это нравится?
- Собачий бред, -зло отрезал Роберт, садясь за свой стол-пульт.-А Солсбери я прикажу сделать начет за часовой прогон Би-канала. Посажу его в психбольницу и арестую счет в банке.
- А если в его высокопарной болтовне о ключах от нового мира действительно есть что-то реальное?
- Он тронулся. С яйцеголовыми это бывает.
- И зачем ему понадобился трал 308-Ф5-АС? Это трал Тэдди Заморыша, а Тэдди знает космос, как свои пять пальцев. В этом полете была авария, погиб его напарник. Хотел бы я знать, где они были.
- А самописцы?
- Самописцы чисты, как совесть ребенка. Тэдди-тертый парень.
- Так пусть Пит узнает у самого Тэдди.
- Питу Тэдди ничего не скажет или наплетет бог знает что. Мусорщики хранят свои "участки". Это их бизнес.
- Так чего ты хочешь?
- Многого. Например, узнать, что за пилюлю припас нам Солсбери.
- Послушай, Айк, брось ты всю эту галиматью. Пошли кого-нибудь к Солсбери, пусть заставят его расколоться. А нам надо заняться нашими "птенчиками". Пора их высиживать, черт подери, пока Совет еще не сел нам на голову. Давай работать.
- Ну, хорошо. Через полчаса я освобожусь.
Дуайт опустил матовый звуконепроницаемый занавес, и огромный кабинет превратился в две комнаты.
В туманной мгле экранов, словно чертики из коробки, появлялись и исчезали люди. Появляясь, их лица мгновенно приобретали угодливое выражение, исчезая - озабоченное.
Блейк возник не на экране, а в проеме двери - видеофон для такого разговора не годился. Он не снял шляпы и не погасил сигару, хотя знал, что босс не выносит дыма. Он не сел, а остался стоять, прислонясь к стене. Он не проронил ни слова, только слушал, и только к концу пятнадцатиминутного монолога, Роберта он открыл рот.
- Идет, босс! Это по мне. "Коршуны Космоса" - настоящая работа. У меня есть парни. Дело будет, о'кей! Только...
- Конечно, Блейк, - ухмыльнулся Роберт, доставая чековую книжку из кармана пиджака, бесформенно обвисшего на спинке кресла.
А Нью-Йорк тем временем смотрел очередную серию супербоевика...
Звездолетчик Одисс Эй, взяв на буксир огромный астероид из чистого золота, уже повернул к Земле, и когда гравитационная буря сорвала его корабль с курса и занесла в чужую галактику, где живые, кровожадные и фантастически безобразные звезды пожирали целые планеты вместе с утонченными цивилизациями. Одисс Эй убил звезду, напавшую на голубую планету, которой правила прекрасная Ама Зонка. И уже была душная ночь в фиолетовых джунглях, под мистическим светом четырех лун, и восемь теней танцевало вокруг двух тел, и близко-близко - во весь четырехметровый объем гелестены - подрагивали инфракрасные губы красавицы Ама Зонки...
В это время Дуайт Смит, совладелец фирмы "Смит и Смит", дочитывал последние страницы личного дела Эдварда Стоуна, бывшего командора класса "А", бывшего первого пилота легендарного "Икара", бывшего...
Бывшего... Дуайт вытащил из футляра фотографию: обезумевшая, ревущая толпа у Белого Дома, алая дорожка ковра, ведущая к входу, а на пороге, у белоснежного мрамора колонн, внушительная, по-спортивному подобранная фигура президента, пожимающего руку невысокому растерянному человеку в парадной куртке звездолетчика.
А вот недавняя фотография - усталое помертвевшее лицо, короткие, ежиком, пепельно-серые волосы, под глазами тяжелые фиолетовые мешки. И как-то странно видеть над золотом орденских нашивок черные ромбы класса "Д".
Вот он каков, Тэдди Заморыш!..
Дуайт вызвал секретаршу.
- Эйлин, как там Солсбери?
- Видеофон Солсбери по-прежнему не отвечает.
- Что говорит Рэчел?
- Рэчел просит забрать его из лаборатории, босс. Доктор Солсбери обо всем догадался и при всех называет его шпиком.
- Я не о том. Что он говорит о Солсбери?
- Солсбери никто не видел уже целый месяц. Он не выходит из зоны "Т", разговаривает только по видеофону, но без изображения.
- Почему Рэчел не доложил?
- Но ведь Солсбери часто так делает. Когда доктор работал над препаратом Б-5, он не выходил три месяца, босс. - Болван ваш Рэчел. Тогда мы знали в чем дело.
- Но, босс...
- Все, Эйлин.
Телебашни извергали на Нью-Йорк новую киносерию... Элегантный Одисс Эй уже парил в состоянии невесомости в объятиях прекрасной инопланетянки Циклопы, а вокруг стояла душная ночь Большого Космоса, и мистический свет четырех солнц и четырех лун со всех сторон заливал два тела в скафандрах, и ультрафиолетовые губы одноглазой красавицы Циклопы прожигали насквозь защитное стекло гермошлема... Миллионы телестен в каменном муравейнике города, казалось, плавились от накала страстей, когда Дуайт Смит поднял занавес.
- Вызывай реалет, Робби. Мы летим к Солсбери.
- Ты что-нибудь узнал?
- Нет. Но очень хочу узнать.
Глава третья
УДАР С ПРАВОЙ
Над Нью-Йорком давно уже не было неба. Его заменяла гигантская полусфера, надежно укрывшая пятьдесят миллионов жителей..В городе не было ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета - только ровное бледно-голубое свечение флюоресцирующего пластика над головой и едва уловимое движение озонированного воздуха, гонимого компрессорами. Семидесятиэтажные сталактиты небоскребов прочно срослись вершинами, и не стало уже подземных, наземных и воздушных магистралей. Не стало домов и улиц, исчезли ненужные окна в стенах, да и сами стены превратились в перекрытия и опоры - все слилось в один удивительный организм, в один гигантский дом.
Этот железобетонный Эверест в пластиковом футляре, каменная губка, в бесчисленные поры и ячейки которой пряталась робкая человеческая жизнь, этот новый город возник так же, как возникают горы и губки: бездумно, вопреки бессильным протестам архитекторов, вопреки здравому смыслу.
Он рос без всякого плана, как живое существо, лишенное разума и подчиненное только слепому инстинкту роста. Еще в позапрошлом веке он уже не мог больше расползаться вширь, и каменные шупальца полезли в небо: 20, 40, 70 этажей. Узкие прорези улиц не могли пропустить нарастающий транспортный поток - появилась подземка - все ниже и ниже - первый горизонт, пятый, десятый; а поток нарастал, и оплетала небоскребы паутина "собвея" - все выше и выше первый горизонт, пятый, десятый. И наступил момент, когда попасть из одного небоскреба в другой стало труднее, чем попасть из одного конца города в другой, и тогда от каменных стволов стали ответвляться ветки высотных переходов псе гуще и гуще - пока, минуя землю, не соединились кварталы, целые улицы, целые районы, и то, что было когда-то авеню и стрит, оказалось тоннелями, лишенными воздуха и солнца.