А сегодня она нуждалось в подобном лечении еще более, чем когда-либо. Нынешним утром Роб и Триша разъехались по своим школам, а это означает, что сегодня вечером ей придется выяснять отношения с Эндрю. Надо наконец расставить точки над «i». Тем или иным путем Клодии Бейнз придется уйти из их жизни.
Французские окна в гостиной были открыты, и Лес вошла в дом через них. Она уже успела пройти по комнате три шага, когда услышала позвякивание льда в стакане и краем глаза уловила какое-то движение. Лес резко остановилась и обернулась. Войдя с улицы, где полыхал слепящий свет заходящего солнца, она не сразу освоилась в относительно темной комнате.
– Эндрю? – Она с удивлением различила знакомую фигуру. – Что ты делаешь дома так рано? – Затем ей в голову неожиданно пришел вопрос: – Где твоя машина? Ее не было в гараже.
– Я оставил ее перед домом. – Эндрю так и остался стоять за баром, где она его застала. Его загорелое лицо озабоченно нахмурено. В руке он держал стакан, раскручивая его содержимое круговым движением.
– Ах так… – во всяком случае, это объясняет, почему Лес не видела его коричневого «Мерседеса».
– Настало время наконец нам поговорить, Лес, – объявил Эндрю.
– Согласна, – Лес бросила свои принадлежности для верховой езды на мягкий стул и подошла к бару, засунув руки в карманы бриджей. – Так больше продолжаться не может.
– Я тоже пришел к такому решению. – Он отпил из своего стакана. – Кстати, я отослал повара домой. И я знаю, что у Эммы сегодня выходной день, так что считаю, что нам лучше поговорить, пока мы дома одни.
– Да, так, возможно, лучше. – Лес надеялась, что их разговор не превратится в бурную перепалку с криками и битьем посуды.
Эндрю оперся руками о стойку бара.
– Лес, я хочу получить развод.
Ей показалось, что пол уходит у нее из-под ног. Она заранее представляла себе их разговор и перебрала в уме многое из того, что он мог бы, как ей казалось, сказать, но подобное даже не приходило Лес в голову. И сейчас, ошеломленная, она недоверчиво смотрела на Эндрю, не в силах произнести ни слова.
– Нет, – вырвалось у нее так тихо, что он, наверное, даже и не услышал.
– Это самое трудное из того, что мне когда-либо приходилось говорить, Лес. Я никогда не желал причинить тебе боль, – настойчиво продолжал меж тем Эндрю. – Я люблю тебя. И всегда буду тебя любить. Это никогда не переменится.
– Тогда… почему? – Немота прошла, и в душу ей хлынула боль. Это безумие. Это лишено всякого смысла. В эти последние недели, с тех пор, как она узнала о любовной связи Эндрю, Лес говорила себе, что у нее не осталось никаких к нему чувств, что все прошло и что нет больше ничего, что могло бы теперь причинить ей страдания. Но мука, которую она испытала, когда услышала его слова, превзошла все предыдущее. Четыре простых слова – «Я хочу получить развод» – разрывали ее на части.
– Почему? Потому что я влюблен в Клодию. Я не могу от нее отказаться. Не могу позволить ей уйти. Поверь мне, я пытался. – Он подчеркнул это заявление решительным жестом. – Нас с ней объединяет нечто очень особое, очень редкое. Я и не надеюсь, что ты поймешь, как сильно я ее люблю.
– Боже мой, Эндрю, но она же так молода, что годится тебе в дочери. Не будь глупцом! – выкрикнула Лес, протестуя.
– Разница в возрасте… не имеет значения. Может быть, в самом начале она меня и тревожила, но теперь, когда мы вместе, никто из нас о ней даже не думает. Это давным-давно стало совершенно неважным.
– А как быть с теми двадцатью годами, что мы провели вместе? – безнадежно спросила Лес. Она была в тревоге, панике, почти в ужасе. – Бога ради, Эндрю, подумай о том, что ты говоришь!
– Я уже подумал. Все эти последние несколько недель я почти ни о чем другом не думал. И мне очень нелегко далось решение. Пожалуйста, пойми это.
– Понять! – У Лес даже голос перехватило при этом слове и слезы готовы были хлынуть из глаз. Она едва сдерживала их. – Ты отбрасываешь, как ненужный хлам, двадцать один год нашей совместной жизни! Разве все эти годы ничего не значат для тебя?
Эндрю понурился и медленно покачал головой. Две серебряные прядки на его висках, похожие на два белых крылышка, словно насмехались над Лес.
– Ты вовсе не пытаешься сделать наш разрыв менее болезненным.
– Бессердечный болван! – Лес была так уязвлена, что у нее перехватило дыхание, и она разразилась упреками с дикой яростью раненого животного. – Неужели ты думаешь, что я должна сама помочь тебе бросить меня и уйти к этой темноволосой суке, у которой течка?
– Лес, давай-ка оставим всякие ругательства. Это недостойно тебя.
Его агрессивно выпяченный подбородок, казалось, предостерегал Лес, что Эндрю не потерпит никаких оскорблений в адрес Клодии.
– А как же мне еще ее называть? – Лес сама слышала визгливые, почти истерические нотки в своем голосе, но ничего не могла с ними поделать. Внутри ее словно взрывались, набегая одна на другую, волны боли, отчаяния и гнева. – Как прикажешь именовать эту очаровательную молодую женщину, которая украла моего мужа? Она и есть лукавая, коварная, похотливая сука! Она может одурачить тебя, но не меня. Она добилась тебя тем же самым образом, каким добилась юридической степени, – лежа на спине!
Пальцы Эндрю крепко стиснули стакан. На какое-то мгновение Лес показалось, что он готов ее ударить. Но в следующую секунду выражение его лица изменилось и стало каменно-спокойным.
– Именно такого отношения мне и следовало ожидать от тебя. Ты не можешь смириться с тем, что Клодия достаточно умна, чтобы суметь самостоятельно добиться чего-то в жизни, потому что самой тебе не пришлось ничего завоевывать. Ты уже с самого начала имела все. Потому-то ты и боишься всех женщин, у которых есть профессия, – таких, как Клодия. Потому-то ты и пытаешься подорвать их репутацию. Кстати, к твоему сведению, она закончила университет magna cum laude [13]. А этого не добьешься, охмуряя профессоров.
Он унижал и принижал ее. Лес отвернулась, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. Она не знала, что сказать, – как пробиться через его неприступную броню и прекратить этот кошмар. Должен же быть какой-нибудь способ сохранить их семью.
– Не делай этого, Эндрю, – еле слышно проговорила она умоляющим, дрожащим голосом. Слезы текли по ее щекам. – Ты мне нужен.
– Нет, я тебе не нужен. И ты никогда во мне не нуждалась.
– Но это же неправда.
Она не могла поверить, что он действительно в этом убежден. Однако, взглянув на Эндрю, Лес увидела на его губах сардоническую усмешку, подтверждающую: он на самом деле считает, что не нужен ей.
– Меня просто ярость разбирает, когда я думаю о том, сколько раз мне напоминали, как мне повезло, что я женился на одной из дочерей Кинкейда. Многие годы мне звонили по телефону и спрашивали: «Это вы тот адвокат, у которого тесть Джейк Кинкейд?» Но я наконец сам завоевал свою репутацию. Тебе никогда не было нужно мое имя, и, видит Бог, у тебя гораздо больше денег, чем я сумею заработать за всю свою жизнь. Ты прекрасно обойдешься и без меня.
– Но ты мой муж.
– Ты говоришь это так, как сказала бы «моя норковая шуба» или «мои бриллианты». Я не вещь, которую можно взять в руки или надеть на себя, – строго сказал Эндрю. – А кроме того, после сегодняшнего дня я перестаю быть твоим мужем. Ты можешь оставить себе дом и все, что в нем находится, кроме моих личных вещей. Свою машину я возьму. А что касается остального, советую тебе нанять Артура Хилла. Он долгие годы представлял интересы семьи Кинкейдов. Или любого другого, кого выберешь сама, чтобы составить соглашение о разводе и разделить все прочее имущество и капиталовложения, которые мы накопили за нашу совместную жизнь. Пусть этот человек свяжется с моим партнером Биллом Торндайком. Он готовит для меня все бумаги, нужные для развода.
Все это звучало окончательным приговором, но никак не хотело укладываться у Лес в голове. Она не могла поверить, что Эндрю на самом деле решился на развод… что он может после стольких вместе прожитых лет вот так вот просто и холодно повернуться и уйти прочь. Ее мир распадался на части, и Лес не знала, что сделать, чтобы сохранить его.