Выбрать главу

Пес, совместно с главами Домов, принялся за укрепление обороны замка, начатую еще Болтонами и продолженную Джоном и Сансой: в замок свозилось все съестное, что было в округе, также как и все запасы смолы и пакли. Джон, уходя на Север, все же успел по дороге отправить в замок груз драконьего стекла, взятого на Драконьем Камне с разрешения Дейнерис Таргариен. Сейчас же в Винтерфелле, мастера над оружием от всех замков, не покладая рук, работали с непривычным материалом, изготавливая наконечники для копий, стрел и каменных топоров. Вокруг замка углублялись рвы, спешно приводились в порядок стены и башни, где день и ночь несли стражу воины Старков.

Но много дальше самых зорких из дозорных видел Трехглазый Ворон, каждую ночь отправлявшийся в теле воронов на восток. Правда это было делать все труднее - его власть над птицами ослабевала, будто кто-то не менее сильный и хваткий подчинял их себе. Те же птицы, что оставались под властью Брана, непрестанно подвергались нападениям - или мертвых воронов или чудовища перепончатыми крыльями и острыми как иглы зубами. Этой мерзости появлялось на Севере все больше, хотя Бран так и не сумел выяснить откуда ее приводит его Противник.

Его самого Бран тоже видел не раз – худощавое существо в меховых одеяниях и маской из слоновой кости. Проникнуть под эту маску Бран так и не удалось, но и без этого он понял, что имеет дело с предводителем пришлой нечисти. Гипербореец все время пытался закрыть Брану глаза и часто ему это удавалось, но все же Трехглазый Ворон узнал о времени атаки на Винтерфелл и предупредить остальных.

Помимо видений в родных краях, все чаще Брану представали совсем иные картины.

Густой лес, непохожий ни на какой виденный Браном раньше. Могучие деревья, перевитые змеящимися лианами, незнакомые, пугающие своим видом звери. И смуглые, полуголые дикари, танцующие вокруг огромных костров, разожженных возле уродливых звероподобных идолов. Били бубны, слышались монотонные завывания, каменные и медные ножи терзали окровавленную людскую плоть. А потом в ночи проступали контуры исполинского, невыразимо жуткого лика и Бран слышал уже знакомое, страшное имя.

-Джеббал-Саг! Джеббал-Саг! Джеббал-Саг!!!

Многое говорили те уста, отверзавшиеся, казалось, отовсюду: на бледном лике Луны, на черной глади болот, в коре исполинских деревьев, наконец в непроглядной ночной тьме. Древний бог, - а Бран уже знал, кто такой Джеббал-Саг,- говорил с Трехглазым Вороном, обещая власть, славу и главное - здоровые, крепкие ноги, кои Бран давно не надеялся обрести. Бог даровал ему видения: Бран видел себя, крепко стоящим на ногах перед исполинским идолом. А вокруг валились на колени смуглые дикари и молитвенно простирали руки, выкрикивая имя Брана наряду с именами своих бесчисленных богов.

Эти картины представали его внутреннему взору все чаще, показывая Брану все новые и новые соблазны. И Трехглазому Ворону все чаще казалось, что Джеббал Саг требует от него за это совсем немногого: всего лишь обратить собственные умения во славу Темного Бога. И все больших усилий стоило Брану преодолеть эти вкрадчивые шептания, дабы вернуться в свое тело и вновь погрузиться в невеселые будни Винтерфелла.

Большой ворон, требовательно каркнув, опустился на стену рядом с высоким воином. Искоса тот посмотрел на севшую рядом птицу, и изуродованное лицо искривила мрачная усмешка.

-Посмотреть прилетел? Ну смотри?

Он вновь перевел взгляд на восток –где едва различимый в ночи горизонт, заволакивался снежной пеленой. Ветер швырнул белые хлопья в лицо, заставив Пса заслониться рукой. Когда же он вновь взглянул со стены, с его губ сорвалось крепкое ругательство.

На бывшем Королевском Тракте, словно из ниоткуда выросла жуткая фигура: бледный всадник на полусгнившем трупе лошади, с мерцавшими в ночи ярко-синими глазами. Взволнованные крики, разнесшиеся от Северных и Южных ворот, донесли весть, что и там появились Белые Ходоки. Снег повалил сильнее, поднялась метель и в ее завываниях послышались иные звуки, заставлявшие стыть в жилах кровь. За спинами трех всадников началось какое-то движение, бесчисленное множество мельтешащих, дергающихся тел. Словно множество звезд вспыхнули тысячи ярко-синих глаз, будто отразившихся от глаз Белых Ходоков.

-Седьмое Пекло,- выдохнул Пес и тут же рявкнул,- к оружию! К оружию, сукины дети!

С душераздирающим воем орда живых мертвецов кинулась на замок. Первую стену, которую не успели укрепить, пришлось оставить, закрепившись на второй, приведенной в относительный порядок. Вскоре мертвое войско, переполнив замерзший ров, приливной волной ударилось о вторую стену. Лишенные осадных лестниц, вообще каких-нибудь осадных приспособлений, мертвецы сбивались у стен замка в беспорядочную, судорожно шевелящуюся кучу разлагающейся бессмысленной плоти, по которой карабкались вверх все новые полчища. Бессмысленно лязгали челюсти мерзких тварей, пальцы скребли по каменным стенам и деревянным воротам, соскребая с пустых глазниц остатки плоти. Многие тащили с собой разное оружие, вплоть до палок и камней, которыми они молотили в ворота, пытаясь пробить дерево

- Давай!- крикнул Пес и невольно отшатнулся, когда рядом вспыхнул яркий язык пламени от подожженного горшка со смолой. Впрочем, пересилив себя, он вновь подступил к краю стены, с которого вниз обрушивались потоки огня. Мертвецы вспыхивали, словно подожженная ветошь: охваченные пламенем живые костры, метались из стороны в сторону, поджигая остальных. Однако вскоре поваливший стеной снег не дал пламени охватить все мертвое войско. Поднявшаяся метель завывала словно тысяча волков, но даже эти завывания не могли заглушить жуткие звуки исторгавшиеся из пастей оживших трупов. Вот среди вихтов появился гигант, размахивающий стволом вырванного с корнем дерева. С оглушительным грохотом импровизированный таран врезался в ворота, угрожающе затрещавшие от страшного удара. Вниз полетели огненные шары из пакли и вскоре великан уже метался исполинским костром, размахивая горящим поленом и поджигая остальных вихтов. Однако вскоре обстрел пришлось остановить: вместе с мертвецами начались заниматься уже и ворота – от катастрофы пока спасал только вновь усилившийся снег.

Но вот натиск на миг стих - над первой стеной поднялся жуткий силуэт с пылающими синими глазами. Длань Ходока, держащая нечто вроде копья, взметнулась вверх – и, словно по приказу, орды мертвецов кинулись на стены. Взбираясь на головы, цепляясь костяшками за малейшие выбоины в камне и дереве, они неуклонно карабкались вверх. Запасы смолы подходили к концу, кроме того, становилось все опаснее применять их из опасения поджечь ворота. Вскоре уже первые мертвецы, рыча и клацая зубами, стояли на стенах. Люди с удвоенной яростью кинулись на них, понимая, что стоит мертвецам укрепиться и натиск будет не остановить.

-Провались в Пекло, мерзкая тварь!- одним ударом меча Пес отрубил ближайшую лязгающую зубами голову, с пустыми глазницами и редкими волосами. Бестолково мечущееся безголовое тело зашаталось и, размахивая руками, рухнуло со стены. Однако на его место уже лезли десятки новых вихтов. Сандор словно безумный отрубал тянущиеся к нему руки, крушил трухлявые черепа, перерубая пополам тела, но все новые и новые твари лезли на стену, не чувствуя усталости и не ведая страха. Руки же Сандора, казалось, налились свинцом и ему становилось все труднее поднимать меч. Рядом кричал молодой лучник, разрываемый на части жуткими тварями, чуть поодаль та же судьба постигла седобородого воина, накрытого волной разлагающейся, бормочущей плоти. Глубокое отчаяние все больше накрывало сознание Сандора, все более отчетливо понимающего, что именно здесь он найдет свой конец.

Сидящий под чардревом Бран закатил глаза, привычно покидая тело и вливаясь в множество сознаний, затаившихся меж выбоин в камне. Стая воронов с громким карканьем взметнулась над Винтерфеллом, пролетев над колыхающейся под ними мертвой ордой и черным потоком обрушилась на Белого Ходока, облепив его со всех сторон. Острые клювы и когти терзали льдистую нежить, ошеломленную таким нападением. Защищаясь Иной вскинул руки - и птицы опали с его тела, падая с глухим стуком на землю: мертвые, промерзшие насмерть. И тут Пес почувствовал как его разума касается чужая мысль, сразу порождая в нем озарение.