— Ты…вернуть…покраденное, — сказала Лисса, — я обещать.
— Откуда мне знать, что ты не врешь, — буркнул Конан, понимая, что особенного выбора у него нет.
— Ты спасать мне, я помогать твоя, — выпалила Лисса, — я помнить когда мне делать хорошо. И помнить про плохо. Я поймать Горт из Иба, отрезать член и заставить сожрать.
— Вот это по-нашему, — усмехнулся Конан, — ладно девочка, попытаемся помочь друг другу.
На этом и порешили.
Вернуться к Зомойосу оказалось несложно, благо все мелкие реки джунглей впадали в него. Однако двигаться по его берегам приходилось осторожно, поскольку на реке то и дело появлялись пироги пятнистых людей. Конану и Лиссе приходилось прятаться в чаще, осторожно ступая по узким звериным тропам, ежеминутно опасаясь нападения зверей или дикарей. Хватало тут и более мелких, но не менее неприятных опасностей: над головой кружили крупные осы и слепни, то и дело норовящие усесться на обнаженную кожу, и без того покрытую бесчисленными ссадинами. Под ногами скользили сколопендры, скорпионы и бесчисленные змеи, от которых Конан норовил держаться подальше, из осторожности их всех считая ядовитыми.
Позже выяснилось, что это еще не самое страшное.
В один из вечеров, когда Конан и Лисса искали место для ночлега, внимание девушки привлекло нагромождение поваленных деревьев, выглядевших достаточно привлекательно для ночлега. Но когда двое путников приблизились к нему, Конан вдруг зажал хотевшей что-то сказать девушке рот рукой и отволок ее в заросли. Его ноздри уже уловили запах гниения и прелый, хорошо знакомый запах, предупреждающий об опасности.
Самый толстый из поваленных «стволов» вдруг пришел в движение: медленно, будто бы нехотя он изогнулся, расправляясь огромными кольцами. Перед глазами изумленных путников выпрямлялось в полную длину исполинское, покрытое чешуей тело, — не менее шестидесяти футов от кончика хвоста до раздвоенного языка, мелькающего перед клиновидной головой. Скользя меж деревьев, словно обычная гадюка в густой траве, змея устремилась в лес, но и когда ее голова исчезла далеко в чаще, казавшееся бесконечным тело еще долго струилось перед глазами Конана и Лиссы. В центре туловища Конан заметил заметное утолщение — судя по всему чудовище недавно пообедало кем-то размером не меньше лошади.
Лисса дернулась в его руках и Конан заглянул в ее испуганные глаза — девушка выглядела на грани истерики. Конан дождался когда чудище отползет подальше и, отпустив рот Лиссу тут же наградил ей увесистым шлепком по заду. К чести девушки надо сказать, что она не стала кричать, но испуг в ее лиловых глазах сменился такой яростью, что если бы взглядом можно было убивать, киммериец уже пал замертво. Кона удовлетворенно хмыкнул, видя как быстро она пришла в себя.
— Ночевать будем тут, — сказал он, шагнув к бревнам, — этакая гадина наверняка распугала всех хищников поменьше, а запах ее продержится долго.
— А если змея вернется? — одновременно сварливо и испуганно спросила Лисса.
— Вряд ли у нее тут постоянное логово, — усмехнулся Конан, — но будем караулить по очереди.
«По очереди» ожидаемо превратилось в единоличное дежурство Конана: непривычная к долгим переходам пиратка, провалилась в мертвый сон, едва ее голова коснулась земли. Лишь под утро, проснувшись от кошмарного сна, Лисса устыдилась и предложила Конану самому вздремнуть, пока она посторожит. Конан что-то благодарно хмыкнул и прилег меж деревьев.
Конану снился его дворец Тарантии, где он восседая на троне, принимает послов из Бритунии, в окружении вельмож своего двора. Вот он встает, чтобы сказать послам напутственные слова и вдруг, как это бывает во сне, оказывается среди гостей и придворных. Те обступили его плотным кольцом, говоря что-то, слившееся в ушах Конан в один приглушенный гул. Он становился все более тихим, пока не превратился в сплошной неразборчивый шепот, в свою очередь переросший в змеиное шипение. Конан посмотрел на трон — он не пустовал, занятый кем-то, облаченным в черное одеяние. Лицо его, обрамленное светлыми волосами, оставалось неразличимым и все же Конан как-то понял, что сидевший на троне улыбается. Конан шагнул к узурпатору, но его придворные обступили короля плотным кольцом, не давая сделать и шага. Конан заметил, что трон, на котором восседает неизвестный, не похож на трон в Тарантии: составленный из множества сплавленных мечей, оставлявших на теле узурпатора глубокие кровоточащие порезы. Кровь эта стекала на пол и ее ручейки подбирались к ногам Конана, становясь все шире. Негромкий смех раздался от трона и в ответ из уст придворных раздалось змеиное шипение. Раздвоенные языки выскальзывали из их ртов, касаясь шеи и рук короля влажными и болезненными уколами.