Джесси видела, как яремная вена — а может, это была сонная артерия, если это имело какое-либо значение в данный момент, — бешено пульсировала под тщательно выбритой кожей его подбородка. Что бы это ни было, но она собиралась взорваться. Джесси похолодела от страха.
— Джеральд? — Ее голос прозвучал тихо и неуверенно, как голосок девочки, разбившей что-то ценное на дружеской вечеринке. — Джеральд, с тобой все в порядке?
Конечно, это был глупый вопрос, ужасно глупый, но именно его задать было легче, чем те, которые вертелись у нее на языке: «Джеральд, тебе очень больно? Джеральд, ты ведь не умираешь?»
«Конечно же, он не умрет, — вспылила Образцовая Женушка. — Ты ударила его, тебе должно быть стыдно, но от этого он не умрет. Никто от этого не умирает».
Джеральд продолжал хватать воздух искривленным ртом, но ничего не ответил на ее вопрос. Одной рукой он держался за живот, другой прижимал яички. Теперь оба они немножко поднялись и устроились на его левой ляжке, усевшись подобно паре пухлых розовых птичек, слишком уставших, чтобы лететь дальше. Джесси видела отпечаток голой ступни (ее голой ступни) на круглом животе мужа. Это было отчетливое красное пятно на фоне белой кожи.
Джеральд пытался выдохнуть, распространяя вокруг запах гнилого лука. «Это предсмертный выдох, — подумала она. — Десять процентов воздуха в легких остается для такого вот последнего выдоха — кажется, так сказано в учебниках биологии, которые она читала когда-то в колледже. Последний, предсмертный выдох утопленников и повесившихся. Если выдохнуть этот запас, то можно потерять сознание или…»
— Джеральд! — истерично выкрикнула она. — Джеральд, вдохни!
Его глаза выкатились из глазниц, как голубые шарики, ему удалось сделать маленький глоток воздуха. Он использовал его для единственного последнего слова. Этот мужчина, порой казавшийся просто набитым словами.
— … сердце…
И ВСЕ.
— Джеральд!
Теперь ее голос звучал испуганно-сварливо, как кричит старая учительница, застукавшая второклассницу, поднимающую юбку, чтобы показать мальчикам рюшечки трусиков: «Джеральд, прекрати притворяться и вдохни, черт побери!»
Но Джеральд не сделал этого. Вместо этого глаза его закатились, обнажая пожелтевшие белки. Язык вывалился изо рта. Струя мутно-оранжевой мочи вырвалась из его обмякшего пениса, обдав горячими каплями колени и трусики Джесси. Она вскрикнула. Теперь она бессознательно воспользовалась наручниками и, поджав под себя ноги, подтягивалась на них, чтобы быть как можно дальше от Джеральда.
— Прекрати, Джеральд! Прекрати, иначе ты упадешь с…
Слишком поздно. Даже если он все еще слышал ее, в чем она сомневалась, было уже слишком поздно. Тело его изогнулось дугой, и Джеральд Белингейм, с которым когда-то однажды Джесси ела пирожные прямо в постели, свалился вниз головой, задрав ноги кверху, как неуклюжий ребенок, копирующий своего более ловкого приятеля, прыгающего с трамплина в бассейн. Звук от удара черепа по жесткому полу вновь заставил ее содрогнуться. Это напоминало удар огромного яйца о каменный утес. Она отдала бы все на свете, лишь бы не слышать этот звук.
Затем наступила тишина, нарушаемая только позвякиванием цепей. Огромная серая роза вдруг стала распускаться в воздухе перед взором Джесси. Лепестки этой розы раскрывались все шире и шире, пока, наконец, не сомкнулись над ней, закрывая ее от всего света.
2
Джесси казалось, что она находится в длинном холодном коридоре, наполненном белым туманом и кренящемся в одну сторону, наподобие тех коридоров, по которым приходится пробираться героям фильмов типа «Кошмары на улице Вязов» или телепостановок «Сумеречная зона». Джесси была раздета, теперь холод действительно добрался до нее, все тело ломило, особенно спину, шею и плечи.
«Мне необходимо выбраться отсюда или я простужусь, — подумала она. — Я и так уже чертовски замерзла в этом тумане и сырости».
(Хотя она и знала, что это не из-за тумана или сырости.)
«К тому же что-то случилось с Джеральдом. Я точно не помню, что, но, по-моему, ему плохо».
(Хотя она знала, что «плохо» не совсем точное слово.)
Странно, но другая ее часть вовсе не хотела покидать туманный, кренящийся коридор. Эта часть считала, что ей лучше всего побыть там еще немного. Потому что она пожалеет, если уйдет отсюда. И она осталась.