«О Господи, — произнес он. — О Господи, я здесь совершенно одна. Я одна».
3
Джесси плотно закрыла глаза. Шесть лет назад у нее был период глубокой депрессии, когда она пять месяцев ходила к психоаналитику, не посвящая в это Джеральда, зная, что он высмеет ее и, возможно, забеспокоится о том, сколько денег она выкинула на ветер. Все началось со стресса, и Нора Калиган, ее врач, научила ее методу расслабления.
«У большинства людей счет до десяти ассоциируется с Утенком Дональдом, пытающимся сдержать свой гнев, — сказала тогда Нора, — но на самом деле этот счет дает нам возможность привести в порядок все свои чувства… и любой человек, которому хотя бы раз в день не нужно восстанавливать эмоциональный баланс, возможно, имеет более серьезные проблемы, чем у тебя или меня».
Этот голос также был четким, достаточно ясным, чтобы вызвать грустную улыбку на лице Джесси.
«Мне нравилась Нора. Она мне очень нравилась».
Знала ли она, Джесси, об этом тогда? Она была немного поражена, уяснив, что не может вспомнить, почему, собственно говоря, она прекратила ходить к Норе. Кажется, тогда на нее навалилось очень много разных дел — благотворительность, помощь новой библиотеке и тому подобное. Случаются дерьмовые вещи, когда бессмысленность нового поколения сменяет устоявшуюся мудрость. Но что ни делается, все к лучшему. Если не попытаться оградить себя, то лечение будет все углубляться и углубляться, пока ты, вместе со своим лекарем, не очутишься на небесах.
«Не думай об этом — лучше принимайся за счет, начиная с носочков. Сделай это так, как она учила тебя».
— Хорошо. Почему бы и нет?
Раз — это ступни, десять маленьких пальчиков, милых малышек, выстроенных в ряд.
Если не обращать внимания на то, что восемь из них были комично подогнуты, а большие пальцы выступали, как головки круглых молоточков.
Два — это ноги, красивые и длинные.
Ну что ж, не такие уж и длинные (рост ее был только пять футов семь дюймов, да и талия расположена низковато), но Джеральд клялся, что они и теперь самая привлекательная ее черта, хотя бы по старым меркам женской красоты. Джесси всегда поражало это утверждение, хотя Джеральд говорил очень искренне и убедительно. Ему как-то удавалось обходить вниманием колени — уродливые, как шишки на стволе яблони, и пухлые ляжки.
Три — это мой секс: что естественно, то не безобразно.
Пухленькая умничка, возможно, чересчур разумная, многие могут возразить, но не слишком просвещенная. Джесси немного приподняла голову, как бы намереваясь посмотреть на предмет обсуждения, но глаза ее остались закрытыми. Ей не нужно было смотреть, чтобы видеть; она уже давно сосуществовала именно с этой частью себя. То, что находилось между ее бедер, было треугольником рыжеватых-курчавых волос, окружающих скромную щелку, обладающую всей эстетической красотой плохо залеченного шрама. Эта штучка, этот орган, который был действительно лишь немногим больше, чем глубокая складка плоти, чьей колыбелью является пересечение многих мышц, не казалась Джесси источником легенд, но все же удерживающей легендарный статус в коллективном мужском уме, некой волшебной долиной,[2] не так ли? Загон, в котором можно удержать даже самого дикого быка.
— Mamma mia, что за дерьмо? — улыбнувшись, произнесла Джесси, но так и не открыла глаза.
Хотя это вовсе и не было дерьмом. Эта щелка была предметом вожделения каждого мужчины, по крайней мере гетеросексуалов, но чаще всего она была предметом их необъяснимого презрения, недоверия и ненависти. Не во всех их шутках присутствует одно темное вожделение — в некоторых из них можно уловить гневное раздражение, которое выступает наружу, как сукровица на свежей ране; «Что такое женщина? Система жизнеобеспечения для полового органа».
«Прекрати, Джесси, — приказала Женушка Белингейм. Голосок у нее был расстроенный и возмущенный. — Прекрати сейчас же».
«Это была чертовски отличная мысль», — решила Джесси. Она снова вернулась к счету до десяти по системе Норы.
Четыре — это бедра (излишне широкие), пять — это талия (слишком толстая). Шесть — это груди, которые она считала самой красивой частью тела. Джеральда, возможно, отталкивали еле заметные очертания голубых вен, проглядывающие сквозь гладкую, нежную кожу этих крутых холмиков. Груди у девочек из журналов Джеральда не были такими большими, к тому же у них не росли тоненькие волоски у темных ореолов вокруг сосков.