Он и сейчас, в каком-то роде, спал рядом с ней…
От этой мысли мурашки побежали по коже, даже по бедрам, там, где устроился сузившийся луч солнца. Она отбросила эту мысль, по крайней мере попыталась сделать это, и снова вернулась к изучению изголовья кровати.
Набалдашники немного выпирали в стороны, удерживая ее руки раскинутыми, но не причиняя им особого неудобства, если учитывать возможности, ограниченные шестидюймовыми цепочками. Между набалдашниками находились четыре горизонтальные рейки. Они также были выполнены из красного дерева, красиво изогнуты. Однажды Джеральд предложил украсить спинку кровати их инициалами. Он знал одного человека, который был бы просто счастлив приехать и сделать это, но ей не понравилась эта мысль. Для нее это было странной детской показухой, подобно крошечным сердечкам на обоях в их коридоре.
Прикроватная полка была прибита достаточно высоко, чтобы никто из них, садясь, не ударился об нее головой. На полке стоял стакан с водой, пара покетов,[4] оставшихся с лета, а на ее стороне полки валялась косметика, наверное, уже высохшая. Она также лежала там еще с лета. Какой позор! Ничто не может так украсить прикованную женщину лучше, чем румяна цвета утренней зари. Так утверждают все женские журналы.
Джесси медленно подняла руки под небольшим углом, боясь удариться ладонями о полку. Она отклонила голову назад, чтобы увидеть, что же творится на дальнем конце цепей. Вторые наручники были закреплены на столбиках кровати между второй и третьей перекладинами. Когда она поднимала сжатые в кулаки руки, похожая на женщину, выжимающую невидимую штангу, наручники скользили вдоль столбиков, пока не достигали верхней перекладины. Если бы она могла откинуть эту доску и еще одну, тогда было бы просто снять наручники со столбиков. Voila![5]
«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, милашка, слишком легко, чтобы быть правдой, но ты все же можешь попробовать. В любом случае это способ хоть как-то скоротать время».
Джесси обхватила руками горизонтальную перекладину, сделала глубокий вдох, задержала дыхание и дернула. Одной попытки было достаточно, чтобы понять, что и этот путь закрыт: это было все равно, что пробить бетонную стену прутом. Планка не поддалась даже на миллиметр.
«Я могу биться здесь десять лет, но так и не сдвину ее», — подумала Джесси и опустила руки в прежнее положение, диктуемое цепями наручников. Крик безысходности и растерянности, напомнивший ей карканье умирающей от жажды вороны, вырвался из ее груди.
— Что же мне теперь делать? — спросила Джесси блики на потолке и наконец-то дала волю слезам. — Что же мне теперь, черт побери, делать?
Как бы в ответ снова залаяла собака, теперь она была так близко, что насмерть испугала Джесси. Казалось, лай доносился прямо под восточным окном, на подъездной дорожке.
5
Собака стояла не на подъездной дорожке, она была еще ближе. Ее тень на асфальте почти достигала переднего бампера «мерседеса». Это означало, что собака стоит у заднего крыльца. Эта длинная, крадущаяся тень, казалось, принадлежала скрюченному и уродливому животному, и Джесси сразу же возненавидела его.
«Не будь такой непроходимой тупицей, — одернула она сама себя. — Ведь это только тень в лучах заходящего солнца. Открой рот, девочка, и закричи — ведь это не обязательно бродячая собака».
Вполне правдоподобно, что, может быть, где-то недалеко ее хозяин, но Джесси не возлагала на это слишком больших надежд. Она была почти уверена, что собаку привлек мусорный бачок, стоявший возле двора. Иногда Джеральд называл эту маленькое сооружение с крышкой из кедрового дерева и двойным американским замком «приманкой для енотов». Но на этот раз бачок привлек собаку вместо енота — почти наверняка это была одичавшая собака-бродяга. Голодная, несчастная собачонка.
Но все-таки нужно попробовать.
— Эй! — крикнула Джесси. — Эй! Есть кто-нибудь? Мне нужна помощь! Есть там кто-нибудь?