Дыхание, ставшее более глубоким и замедленным, когда она начала засыпать, неожиданно остановилось. Глаза открылись. Единственным чувством, в котором она была уверена в этом убаюкивающем состоянии, была странная обида: она почти заснула, а потом эта проклятая дверь…
«Так как же насчет двери? Что ты имеешь против нее?»
Эта проклятая дверь сбилась со своего привычного ритма, вот что. Эта мысль как будто оживила Джесси. Она услышала отдаленное цоканье собачьих когтей по коридору. Собака вошла внутрь через открытую дверь. Она была в доме.
— Пошла вон! — выкрикнула Джесси, не осознавая, что ее перенапряженный голос стал хриплым и тихим. — Пошла вон, дрянь! Ты слышишь меня? ПОШЛА К ЧЕРТУ ИЗ МОЕГО ДОМА!
Она замолчала, тяжело дыша и широко раскрыв глаза. Мышцы лица вздрагивали, как будто она была подключена к току высокого напряжения: Джесси была почти уверена, что волосы у нее на макушке вздыбились, как иголки дикобраза. Желание заснуть сразу же прошло.
Она слышала только несмелое царапанье собачьих когтей по полу… потом наступила тишина. «Я должна спугнуть собаку. Возможно, она уже убежала. Мне кажется, что бродячие собаки должны бояться людей и их жилищ».
«Я так не думаю, малышка, — произнес голос Руфи. В нем звучало не свойственное ей сомнение. — Я не вижу ее тени на подъездной дорожке».
«Конечно, ты не видишь, возможно, она убежала в лес с другой стороны. Или к озеру. Испуганная до смерти. Разве такое не возможно?»
Руфь не ответила. Промолчала и Женушка, хотя в таком положении Джесси обрадовалась бы любому голосу.
— Я спугнула собаку, — сказала она громко. — Я уверена в этом.
Джесси все же продолжала внимательно прислушиваться, но уловила только шум приливающей крови в ушах. По крайней мере, больше она пока ничего не слышала.
6
Она не спугнула собаку. Действительно, собака боялась людей и их жилищ, но Джесси недооценивала ее отчаянного положения. Прежнее имя собаки — Принц — теперь звучало как насмешка. Он обошел уже столько мусорных баков во время голодных поисков вокруг озера, что очень быстро распознал запах сыра, салями и оливкового масла, исходящий из бачка возле дома Белингеймов. Запах воодушевлял его, но горький опыт предыдущих попыток научил бывшего Принца одной маленькой истине, что еда — вне пределов его досягаемости.
Однако здесь были и другие запахи; собака вдыхала их всякий раз, когда ветер приоткрывал входную дверь. Эти запахи были слабее, чем доносящиеся из мусорного бачка, но их источник находился внутри дома, и ОНИ были слишком ароматными, чтобы их игнорировать. Собака знала, что ей, возможно, придется отступить под криками хозяев, прогоняющих и пинающих ее своими странными, твердыми ногами, но запахи пересиливали страх. Единственная вещь могла бы укротить ее голод. Но до сих пор собака ничего не ведала об оружии. Все было бы иначе, если бы она оказалась здесь в охотничий сезон, но он начинался только через две недели, а сейчас самым ужасным впечатлением оставались кричащие и пинающие ее своими твердыми ногами люди. Собака прокралась в дом через приоткрытую ветром дверь и направилась внутрь… но не успела пробраться слишком далеко. Внезапный крик остановил ее, и она уже была готова в страхе убежать.
Слух подсказывал собаке, что хозяева этого дома очень паскудные, собака прекрасно понимала это, потому что хозяйка кричала на нее, но в голосе хозяйки звенел страх, а не угроза. После минутного желания убежать собака застыла на месте. Она подождала: не послышится ли еще один окрик, но его не последовало, и она двинулась вперед, вдыхая спертый воздух дома.
Вначале она свернула направо, направляясь к кухне. Оттуда, из-под хлопающей двери, вырывался запах. Пахло приятно: арахисовым маслом, изюмом, хлебом.
Собака сделала несколько шагов в этом направлении, потом повернула голову назад, чтобы убедиться, что там нет хозяина: обычно люди кричат, но они могут появляться и неслышно. В коридоре, ведущем налево, никого не было, но она уловила иной запах, исходящий оттуда, запах, заставивший заурчать ее желудок.
Собака направилась туда по коридору, глаза ее горели страхом и диким желанием, верхняя губа длинной морды дрожала, обнажая в нервном оскале острые зубы. Струйка мочи, вырвавшись наружу, забарабанила по полу, отмечая коридор и, таким образом, весь дом как территорию, принадлежащую именно ей. Этот звук был настолько незначительным, что даже обостренный слух Джесси не уловил его.