Выбрать главу

Но ты-то не заблудилась,  – сказала примерная женушка Берлингейм, но Джесси не верила ей. Ее железное самообладание казалось наигранным, а непробиваемое здравомыслие – поверхностным и фальшивым. – Ты же знаешь, где ты.

Да, она знает где. В конце извилистой разбитой проселочной дороги, которая отходит от шоссе в двух милях южнее озера. Когда они с Джералдом ехали сюда, дорога была устлана нетронутым ковром из желтых и красных осенних листьев, так что вполне можно было предположить, что по этому проселку, ведущему к бухте, никто не ездил как минимум три недели. С начала листопада. Обычно на этот берег озера приезжают только летом, и вовсе не исключено, что еще со Дня Труда сюда вообще никто не ездил. До ближайших домов на автобане 117, где люди живут круглый год, отсюда было миль пять – сначала по проселку, потом по шоссе.

Я здесь совсем одна, мой муж лежит мертвый на полу, я прикована наручниками к кровати. Я могу кричать хоть до посинения, только это ничего не изменит, потому что никто меня не услышит. Ближе всех ко мне парень с пилой, но до него мили четыре, не меньше. Может быть, он вообще на другом берегу. Собака меня услышит наверняка, но она скорее всего бездомная. Джералд мертв, какая досада… я не хотела его убивать, если это я  виновата… но он умер хотя бы быстро и безболезненно. А вот мне предстоит умирать долго и мучительно, если никто в Портленде не начнет о нас беспокоиться, а я не вижу причин, почему бы там начали беспокоиться…

Джесси понимала, что ей не надо об этом думать; эти мрачные мысли только усугубляли страх. Если она не возьмет себя в руки, то ее вновь захлестнет волна паники. Нет, ей не надо об этом думать. Но вот что хреново: если ты начинаешь  об этом думать, остановиться уже невозможно.

А может, ты этого и заслуживаешь,  – вдруг прорезался нервный и возбужденный голос примерной женушки Берлингейм. – Да, именно этого ты и заслуживаешь. Потому что ты его  убила, Джесси. И ты себя не обманешь на этот счет. Я тебе не позволю себя обманывать. Да, он был в плохой форме, и рано или поздно это должно было произойти – сердечный приступ на работе, или на автостоянке, или по дороге домой с работы, когда он пытается прикурить, а большой грузовик резко сигналит ему, чтобы он уступил дорогу. Но ты не могла дожидаться этого «рано или поздно», правда? Нет, только не ты. Только не дочь Тома Махо, хорошая девочка Джесси. Ты не могла просто расслабиться и позволить ему сделать то, что он хочет. Супербаба Джесси Берлингейм решительно заявляет: «Ни один мужик не закует меня в цепи»,  – и бьет мужа ногой по яйцам. Тебе обязательно нужно было ему заехать? И причем в самый что ни на есть подходящий момент… когда его термостат и без того зашкаливало. Давай лучше начистоту, милая: ты его убила. Так что ты, может быть, и заслуживаешь того, что с тобой приключилось. Может быть…

– Господи, что за чушь, – сказала она вслух. И ей было приятно услышать, что в беседу вступил голос Рут. Иногда (ну, если честно… то слово часто  было бы ближе к истине) Джесси ненавидела голос примерной женушки. Ненавидела и боялась. Он нередко бывал капризным, а то и попросту глупым, но вместе с тем он был настолько весомым, настолько уверенным в своей правоте, что с ним было почти невозможно спорить.

Примерная женушка вечно старалась уверить Джесси, что она купила не то платье или договорилась с ненадежным поставщиком продуктов для вечеринки по случаю окончания лета, которую Джералд устраивал каждый год для партнеров из фирмы (то есть устраивала их Джесси, а Джералд только ходил с важным видом, болтал с гостями и выслушивал восторженные отзывы). Примерная женушка вечно нудела, что Джесси не мешало бы похудеть фунтов на пять. Она бы, наверное, не успокоилась, даже если бы у Джесси со всех сторон выпирали ребра. Забудь про ребра!  – вопила она в праведном гневе. – Погляди на свои  сиськи, старая ты кошелка! А если тебя не стошнит от их вида, то взгляни на свои  бедра!

– Полный бред,  – повторила Джесси, пытаясь придать голосу уверенность, но голос все-таки дрогнул, и это было плохо, очень плохо. – Он знал, что я говорила серьезно… он знал. Так кто же тогда виноват?