Последовал еще один удар, такой сильный, что Эндер чуть не заплакал от боли.
Если это Графф подставил его, никто не поможет, придется справляться самому. Эндер приготовился к следующему удару. «Сейчас», – подумал он. И – да, его ударили. Было больно, но он уже прикинул, когда будет еще удар. Вот. Как раз, точно. «Ты готов», – подумал Эндер.
И когда сосед сзади снова потянулся, чтобы ударить, Эндер вскинул обе руки, схватил мальчика за запястье и изо всех сил рванул руку вниз.
При нормальной силе тяжести мальчик врезался бы в свинку кресла и здорово ушиб себе грудь. В невесомости же он сорвался со своего места и, кувыркаясь, полетел к потолку. Эндер не ожидал этого, так как не сообразил, насколько нулевая гравитация увеличивает даже его детскую силу. Мальчик пролетел по воздуху, врезался в потолок, потом, уже внизу, в кресло одного из своих товарищей, а затем, размахивая руками, вылетел в проход и едва успел вскрикнуть, как ударился о переборку пилотской кабины. Его левая рука при этом неестественно подвернулась вниз.
Все это длилось какие-то секунды. Графф оказался рядом, поймал парня и ловко стащил его по проходу к остальным.
– Левая рука. По-моему, перелом, – сказал он.
Через минуту мальчику уже дали обезболивающее, осторожно уложили его, и один из офицеров начал напылять на сломанную руку гипс.
Эндера тошнило. Он хотел только остановить руку. Нет! Нет, он хотел сделать ему больно и потянул изо всех сил. Жаль, что получилось так очевидно, по мальчик чувствовал именно такую боль, какой жаждал Эндер. Невесомость лишь усугубила ситуацию, вот и все. «Я Питер. Я точно такой, как он». Эндер ненавидел себя.
Графф стоял в дверях кабины.
– Ну, что же до вас так медленно доходит? Ваши жидкие мозги еще не переварили очевидного? Вас привезли сюда, чтобы сделать солдатами. В ваших старых школах, в бывших семьях вы, наверное, считались крупной рыбой, крепкими и хитрыми парнями Но мы отбираем лучших из лучших, и только с такими людьми вам теперь придется иметь дело. И когда я говорю, что Эндер Виггин – лучше всех, понимайте намек, пустоголовые. Не связывайтесь с ним. Уже случалось, что в Боевой школе погибали маленькие мальчики. Я понятно объяснил?
Весь остаток дороги было очень тихо. Мальчик, сидевший рядом с Эндером, старался не касаться его.
«Я не убийца, – повторял себе Эндер снова и снова – Не Питер. Не важно, что он говорит, я не буду. Не хочу. Я не такой. Я только защищался и очень долго терпел. Ждал. Я не то, что он сказал».
Голос из динамика объявил, что они приближаются к школе. Двадцать минут ушло на то, чтобы сбавить скорость и войти в док. Эндер продолжал сидеть на месте. Остальные, в общем довольные, что он остался позади, карабкались вверх по лестнице в том направлении, которое было низом, когда они причалили. Эндер наконец последовал за ними. Графф ждал в конце узкой трубы, ведущей из челнока в сердце Боевой школы.
– Ну, как тебе понравился полет, Эндер? – весело спросил Графф.
– Я думал, вы мой друг. – Несмотря на все усилия, голос Эндера дрожал.
Графф посмотрел на него слегка озадаченно:
– С чего ты взял это, Эндер?
– Потому что вы… Потому что вы говорили со мной хорошо и честно. Потому что вы не лгали.
– А я и сейчас не лгу, – сказал Графф. – В мои обязанности не входит быть другом. Я должен создавать лучших в мире солдат. Лучших в истории войн. Нам нужен Наполеон. Или Александр. Только Наполеон под конец проиграл, а Александр быстро сгорел и умер молодым. Нам нужен Юлий Цезарь. Но он хотел стать диктатором, и его за это убили. Нам нужен поенный гений без недостатков. И моя задача – сотворить такого гения, а также мужчин и женщин, которые станут его помощниками. И нигде не сказано, что я должен становиться другом маленьких мальчиков.
– Вы заставили их ненавидеть меня.
– Ну и что? Что ты теперь будешь делать? Забьешься в угол? Начнешь лизать их маленькие задницы, чтобы они тебя снова полюбили? Только одно может заставить их перестать ненавидеть тебя. Ты должен делать все, что умеешь, причем здорово, чтобы они не могли тебя не замечать. Я сказал, что ты сильнее всех. И тебе лучше стать таким.
– А если не смогу?
– Тогда плохо. Слушай, Эндер. Мне действительно жаль тебя. Ты одинок и напуган. Но жукеры все еще там, в космосе. Десять, сто, миллион чужаков, несметные миллионы, насколько нам известно. У них есть миллиард кораблей и неизвестное нам оружие. Они горят желанием использовать это оружие, чтобы уничтожить нас. Речь идет не о судьбах мира, Эндер. Только о нас, только о человечестве. Если мы все погибнем, это не повлияет на весь остальной мир, природа просто перейдет на другую ступень эволюции. Но человечество не хочет умирать. Как вид оно развивалось, чтобы выжить. И мы просто обязаны выкладываться настолько, чтобы хотя бы раз в несколько поколений рождался гений. Тот, кто изобретет колесо. И огонь. И полет. Тот, кто построит город, создаст нацию, империю. Ты хоть что-нибудь из этого понимаешь?
Эндеру казалось, что понимает, но он не был уверен и потому промолчал.
– Нет. Конечно, нет. Постараюсь объяснить попроще. Люди свободны, кроме тех случаев, когда в них нуждается человечество. Похоже, человечество нуждается в тебе. Думаю, оно нуждается и во мне: я должен определить, на что вы годитесь. Мы оба можем совершать поступки, достойные презрения, Эндер, но если с нашей помощью человечество выживет, значит, мы выполним свое предназначение.
– Выходит, мы лишь орудия?
– Отдельные человеческие существа и есть орудия, которыми пользуются другие, чтобы сохранить вид.
– Это ложь.
– Нет. Это просто полуправда. Об остальном можешь не беспокоиться, пока мы не выиграем войну.
– Война будет окончена, прежде чем я вырасту.
– Надеюсь, что ты ошибаешься, – заметил Графф. – Между прочим, этим разговором ты вредишь себе. Остальные ребята, без сомнения, говорят сейчас друг другу, что этот Эндер Виггин опять подлизывается к Граффу. Если о тебе пойдет слух, что ты любимец учителей, считай, что ты выбыл из игры.