— Эндер, — позвал Элай.
Он обернулся. Элай держал в руках маленький кусочек бумаги.
— Что это?
Элай внимательно посмотрел на него.
— Разве ты не знаешь? Это было на твоей кровати. Ты сидел на нем.
Эндер взял листок.
Эндер Виггин.
Приписан к Армии Саламандра
Командир Бонзо Мадрид
Приступить к службе немедленно
Код зеленый зеленый коричневый
Имущество выносу не подлежит.
— Ты сообразительный и умный, Эндер, но в комнате баталий ты не лучше меня.
Эндер покачал головой. Господи, как же глупо, думал он, продвигать его именно сейчас. Никто не получает повышения раньше восьми лет. Эндеру не было и семи. Обычно новобранцы передаются армиям все вместе, многие армии пополняются детьми одновременно. Ни на одной кровати больше не было переводных карточек.
Как раз тогда, когда все вошло в свое русло, когда Бернард стал наравне со всеми, даже с Эндером. Тогда, когда Эндер по настоящему подружился с Элаем. Тогда, когда жизнь стала вполне сносной и даже приятной.
Эндер подошел и поднял Элая с кровати.
— Так или иначе от Армии Саламандры все равно никуда не деться, — произнес Элай.
Эндер был так зол и расстроен несправедливостью перемещения, что не в силах был сдержать слезы. Я не должен, не должен плакать, твердил он себе.
Элай увидел слезы, но сделал вид, что ничего не заметил.
— Они бездушные, бессердечные солдафоны, Эндер, они все равно не позволят сделать тебе хоть что-нибудь по собственной воле.
Эндер криво усмехнулся и не заплакал, навернувшиеся слезы исчезли.
— Как ты думаешь, мне стоит раздеться и идти голым?
Элай рассмеялся.
Повинуясь какому-то импульсу, Эндер обнял Элая и сжал в объятьях, но не сильно, будто рядом была Валентина. Он даже подумал о Валентине и снова захотел домой.
— Я не хочу туда идти, — сказал он.
Элай тоже обнял его.
— Я понял их, Эндер. Ты лучший из нас. Может они торопятся быстрее научить тебя всему.
— Они не хотят учить меня всему, — сказал Эндер. — Сейчас я больше всего хочу научиться тому, как дружить и что значит иметь друзей.
Элай печально кивнул.
— Ты всегда будешь моим другом. Лучшим из моих друзей, — сказал он. Затем хмыкнул. — Давай, кроши баггеров!
— Да, — Эндер улыбнулся в ответ.
Элай вдруг подскочил и поцеловал Эндера в щеку, затем прошептал прямо в ухо: «Шалом». Затем, покраснев, он отвернулся и бросился к своей койке в дальнем конце комнаты. Эндер полагал, что поцелуи и слова в некотором роде запрещены. Возможно, сказалось давление религии. Или это слово имеет для Элая очень личностное магическое значение. Чтобы оно не означало для Элая, Эндер знал, что оно было святым; Элай как бы обнажил себя перед ним так же, как когда-то сделала мать Эндера. Тогда она была еще очень молодой и перед тем, как ему поместили на шею монитор, она ночью, думая что он крепко спит, положила ему на голову руки и помолилась, затем благословила его. Эндер никому не рассказывал об этом, даже матери, но память сохранила этот эпизод, как прикосновение к святости, как доказательство огромной материнской любви, заставившей ее благословить его тогда, когда об этом не знает и не видит ни одна душа. Теперь Элай дает ему аналогичное благословение; такой святой дар, что даже Эндеру не дано понять, что означает напутственное слово.
После происшедшего не о чем было говорить. Элай дошел до своей кровати, но повернулся и посмотрел на Эндера. Их глаза встретились, они поняли друг друга без слов. Спустя мгновение Эндер вышел.
В этой части школы не было кода зеленый зеленый коричневый; ему предстояло отыскать эту цветовую гамму в общественных местах. Другие скоро кончат обедать; ему не хотелось встречаться с ними. Комната игр должна быть сейчас пустой.
Он находился в таком состоянии, что ни одна игра не шла на ум. Но он все равно подошел к полкам с компьютерами и вызвал свою личную игру. Он быстро добрался до Страны Чудес. Гигант был мертв, когда он появился на поляне. Он осторожно взобрался и прошелся по столу, затем спрыгнул на ножку опрокинутого стула, еще прыжок и он на земле. Он увидел полчища крыс, с жадностью поедающих тело Гиганта. Но Эндер убил одну из них булавкой от рубахи Великана и они с визгом разбежались.
Тело Гиганта почти разложилось. Все что могут оторвать и растащить маленькие могильщики, было растащено и съедено. Черви и личинки расправились с органами, превратив их в зловонное месиво. Зубы обнажились в мертвом окостеневшем оскале, глазницы опустели, пальцы скрючились. Эндер вспомнил, как он вползал, сверлил живой, злобный, умный глаз. Озлобленный и подавленный, как сейчас, он бы с радостью повторил убийство заново. Но Гигант перестал быть действующим лицом, он превратился в часть декорации, поэтому ярость было излить не на кого.