В этой главе я разрабатываю идею, которая воздействовала и воздействует на меня самого, — через мою работу, через мое собственное развитие в настоящее время, — что, несомненно, придает моей работе специфическую окраску. Моя работа, преимущественно психоанализ, разумеется, включает и психотерапию, но для целей этой главы я не считаю нужным явно разделять эти термины.
Подойдя вплотную к формулированию тезиса, я понял, что, как это часто бывает, все очень просто и для освещения этого предмета не нужно много слов. Психотерапия — там, где перекрываются пространство игры пациента и пространство игры терапевта. Психотерапия — это когда два человека играют вместе. Следовательно, там, где игра невозможна, работа терапевта направлена на то, чтобы перевести пациента из состояния, когда он не может играть, в состояние когда он может это делать.
Хотя я не собирался давать обзор литературы, я все же хочу отдать должное работе Милнер (Milner, 1952, 1957, 1969), которая блестяще писала о проблеме формирования символов. Однако я не хочу, чтобы ее глубокое и всестороннее исследование отвлекало от моего собственного понимания проблем игры. Милнер (1952) связывает детскую игру с концентрацией у взрослых:
«Когда мне стало ясно… что эта необходимость моего присутствия может являться не защитной регрессией, но выступать как очередная существенная фаза построения творческих отношений с миром…»
Милнер обращается к «дологическому слиянию субъекта и объекта». А я пытаюсь найти различия между этим слиянием и слиянием диффузным, между субъективным объектом и объектом, воспринятым объективно[12]. Я уверен, что в моей работе будет очень много общего с тем, что сделала Милнер. Приведу еще одно ее положение:
Мы изучим изначального творца, который находится внутри каждого из нас и создавшего для нас окружающий мир.
«Моменты, когда творец, изначально присутствующий внутри каждого из нас, создает для нас окружающий мир, находя в незнакомом близкое нам, впоследствии забываются; а может быть, останутся в потайных уголках нашей памяти, потому что это так похоже на пришествие богов в обыденное мышление» (Милнер, 1957).
Есть одна вещь, от которой я сразу хотел бы избавиться. В психоаналитических дискуссиях и литературе тема игры слишком вплотную привязана к мастурбации и различным вариантам чувственного опыта. Действительно, когда мы сталкиваемся с мастурбацией, мы всегда задумываемся: что такое фантазия? Также верно и то, что когда мы становимся свидетелями игры, мы начинаем интересоваться, какое физическое возбуждение связано с наблюдаемым типом игры. Но игра может стать предметом исследования сама по себе, в дополнение к теории сублимации инстинктивных влечений.
Вполне возможно, мы упускаем что-то, связывая так близко эти два феномена (игру и мастурбацию). Я постарался показать, что когда ребенок играет, элемент мастурбации существенно нивелируется; или, другими словами, если во время игры ребенка физическое возбуждение инстинктивной природы становится явным, игра останавливается или, во всяком случае, нарушается (Winnicott, 1968а). Для того чтобы охватить данные подобного рода, Крис (Kris, 1951) и Шпиц (Spitz, 1962) оба предприняли расширение концепции аутоэротизма (ср.: Кан (Khan), 1964).
Я стремлюсь к новому определению игры, и меня это интересует, так как в психоаналитической литературе я не нахожу приемлемых и пригодных формулировок относительно игры. Детский психоанализ любой школы или направления базируется на детской игре, и было бы странно обнаружить, что в поисках хорошего определения игры мы обращаемся к авторам, не являющимся психоаналитиками (например, Ловенфельд (Lowenfeld), 1935).
Конечно же нельзя не обратиться к работам Мелани Кляйн (1932), но я полагаю, что в своих работах Кляйн, если и писала про игру, то почти все о пользе игры. Терапевт включается в коммуникации ребенка и знает, что обычно ребенок не владеет командами языка, с помощью которых можно передать те тонкости, которые обязательно обнаруживаются в игре при внимательном наблюдении. Это ни в коем случае не критика в адрес Мелани Кляйн и других авторов, которые занимались функциями детской игры. Это просто комментарий по поводу того, что в общей теории личности психоаналитики слишком упирают на содержание игры ребенка и не занимаются игрой как таковой. Я делаю значительное различие между значением существительного слова «игра» и существительного, произошедшего от слова «играние» (с начала третьей главы переводится как «игра». — Прим. пер.).
12
Дальнейшее обсуждение этого вопроса можно найти в моих работах «Интеграция „Я“ и развитие ребенка» («Ego integration in Child development», 1962) и «Общение и отказ от общения: исследование противоположностей» («Communicating and not communicating leading to a stady of Certain Opposites», 1963a).