Трупов людей на территории участка и в самом доме не обнаружили, вот почему здесь воздух был не заражен миазмами, исходящими от мертвечины. Холодильник договорились не открывать, чтобы не нюхать вонь. Вот и всё: теперь здесь можно было заныкаться и переждать время, пока Платоша не поднимется на ноги. Раненого Платошу устроили с комфортом на первом этаже, возле него неотступно суетился Сократ, а в распоряжении Мыша (Медведя) и Инги был весь второй этаж.
На другой день решили сделать вылазку в центр посёлка. Там должен быть какой-нибудь торговый центр.
Торговым центром посёлка являлось трёхэтажное здание старой постройки с новой двухэтажной пристройкой. Центр вмещал в себя несколько магазинов, торговавших одеждой, мебелью, детскими игрушками и вездесущий салон сотовой связи, а также супермаркет с продуктами питания. В пристройке располагалась аптека и хозтоварный магазин. Скорее всего, перезагрузка произошла недели две тому назад, поэтому супермаркет представлял собой жалкое зрелище. Всё, что можно, было разгромлено, видимо, свихнувшимися гражданами. В продовольственном отделе почти всё валялось на полу, покрывая его неровным слоем товаров. Часть продуктов окончательно сгнило, позеленело и издавало сильный аромат. Но и годных продуктов оказалось много: консервы, долгоиграющее молоко, вода, банки кофе, сахар, спиртные напитки для приготовления эликсира. Наверное, организованные рейдеры сюда не наведывались, а то бы они всё вытащили.
Сократа заинтересовала аптека, поэтому он пошёл грабить ей: перевязочные материалы, спиртовые настойки — вот что его там интересовало. Инга собирала в большие сумки сменную одежду для всей команды, а Мыша заинтересовал абсолютно целый магазинчик, где продавали золотые украшения. Внутренний голос подсказал Мышу, что это здесь в Стиксе, эти украшения не имеют никакой цены, а вот во Втором Мире из них можно будет сделать магические амулеты. Поэтому Мышь зашвырнул себе в инвентарь килограмма три золота и серебра: чем не готовые заготовки для будущих амулетов. Пока Сократ не видел и был занят своими делами, Инга и Мышь не забывали и себе в инвентарь загрузить сменную одежду, запас еды, воды и спиртного.
В интересах Мыша было, как можно, дольше проторчать в этом замечательном посёлке, а там и система приведёт себя в порядок и отправит Мыша и Ингу обратно домой: вот только куда, во Второй мир или в реал. Судя по самочувствию Платона, лежать ему, и приходить в себя надо было где-то с неделю.
— Замечательно, — сказал Мышь своему внутреннему голосу. — Проведём неделю в хороших условиях.
Ну, да! Так система и даст им спокойно обрастать жирком. И точно, обрастали жиром только Платон с Сократом, а Мышу пришлось потеть. Оба учёных, раненый и не очень раненый, только немножко на голову, даже не подумали о том, как организовать охрану, как обеспечить себя горячей пищей. Всё это свалилось на Мыша и Ингу. Девушка с хорошо прокаченным Восприятием была теперь основная боевая единица, а Мышу пришлось превратиться в повара, потому как из Инги повар был никакой. Когда она попыталась что-то сварить для всей компании, то Мышь понял, что сначала, надо как следует выпить. Поэтому он перевёл Ингу в постоянные наблюдатели, так как от учёных часовые были никудышные. Платон понятно, он ещё еле ходил, а от Сократа и ходящего толку было мало, зато шуму было много. Хорошо хоть он полностью взял на себя заботу о Платошеньке: водил его на горшок, развлекал философскими беседами. Платон приходил в себя в условиях Стикса быстро: если так дело пойдёт, то через неделю он будет уже резво перемещаться. Единственную горошину Сократ успешно скормил своему раненому другу, зато в философских спорах у них компромисса не находилось. На Мыша и Ингу учёные, в плане философских диспутов, смотрели, как на пустое место, особенно когда Мышь однажды ляпнул, что Мону Лизу написал Рембрант, он точно где-то читал. Оказалось, её написал Пикассо — вот кто бы мог подумать. Это Сократ его поправил. Так и сказал с ехидной улыбкой, что Пикассо, а не Рембрант. С литературой у Мыша вообще дела были плохи. С литературой он тоже попал впросак. "Войну и Мир" написал, оказывается, граф Герцен, а не Чернышевский. Ну, а в физике и математике Мышь вообще был полный нуль, поэтому учёным дискутировать с ним было совершенно не интересно. На Ингу учёные тоже внимания не обращали: считали её не то сектанткой, не то новомодным жуликом-экстрасенсом. Учёным казалось, что Инга несёт всякую галиматью про алхимию, магию и астрологию. Видать начиталась девушка оккультных книжонок, вот крыша у неё на этой почве и поехала.
— Это чё, про астрал, про чакры, биоэнергию всякую вещать девушка будет, да? Пудрить мозги нам будет? Не, это все фигня, это всё привокзальная литература, — уверенно говорил Сократ.
Впрочем, Мыша и Ингу такое отношение к ним устраивало. Мышь даже стишок сочинил о них, подражая Крылову:
— Не ной Платоша, хватит: мы же в Стиксе, — убеждал друга Сократ, когда Платон разнылся от удивления, что он каким-то чудом ещё жив и непонятно для чего. — Не будь инфантильным чуваком с дряблыми мозгами. В нашем мире бесплатная медицина добила бы тебя с такими ранами, а здесь ты уже как огурчик. Ты же настоящий герой, и мы позаботимся о том, чтобы тебя все считали за героя.
— Оставь меня, дружище, я в печали… Невозможно победить в битве, которой нет конца. Я не пойму: время для нас или мы для времени? — вздыхал Платон, с аппетитом поедая из банки консервированные персики. — Я понял, что ничего не знаю о жизни. Вот и выходит, что получаешь не совсем то, что хочешь. Или что-то получаешь, но уже этого не хочешь. Или вовсе не знаешь, чего хочешь на самом деле. Как победить в игре, в которой невозможно выиграть, а правила не знаешь?
— Правила — штука относительная, но здесь, нарушив правила, готовься к последствиям, — заверял Сократ. — Это же очевидно: есть то, что ты хочешь делать, а есть то, что приходится делать, ты сам выбираешь и живешь с этим. Искусство выживания, это бесконечная история. Теряя, мы одновременно и обретаем, например, опыт. Не надо менять суть вещей, надо быть в гармонии с материей, так говорил сам Эйнштейн.
— Это говорил Давид Гильберт, — возмущался Платон. — Наша беда, что у нас много теорий, а фактов мало. Так или иначе, пробираясь по дороге жизни, что там, на той Земле, что здесь в Стиксе, мы постоянно обманываем себя. Шатаемся семо и овамо (здесь и там) нашармакá (за чужоё счёт).
— Да брось ты! Расслабься! Я был женат десять лет и не такое видел. Так уж устроен наш мир. Он не черно-белый, как ты думаешь, он расцвечен разными красками, — убеждал Сократ. — Люди верят в то, во что хотят верить. Ты любишь Эйнштейна, Платон?
— Конечно!
— Если будешь хандрить, то мы с ним скоро встретимся. Мы живем в огромном тупом и бессмысленном мире, где всем на всё наплевать с большой колокольни. Позволь тебе напомнить, что мы — охотники на монстров, а не гнилые интеллигенты. Давай запрограммируемся на разрушения. Давай пакостить мурам и внешникам, мочить монстров, засорять канализацию, менять местами дорожные знаки и воровать велосипеды! Запасёмся изделиями из резины, и всё, что движется и не движется, отымеем. Это же здорово, правда!
Сам забудешь — друзья напомнят, друзья забудут — Стикс напомнит. То, что не убило один раз — может убить со второй попытки. Для опытного сталкера у Мыша была слишком плохая интуиция, поэтому он не сразу почувствовал опасность. Да, в мире нет справедливости.
Сейчас Инга спала днём, чтобы заступить на ночное дежурство, а Мышь возился с приготовлением очередных разносолов, при этом беседуя со своим внутренним голосом. Вдруг внутренний голос поинтересовался: "А что это так неприятно пахнет?" Тут Мышь похолодел от ужаса: кисляк, уже стал заметен кисляк, а никто не чешется. Под перезагрузку попадать совсем не хотелось.