– Я защищаюсь.
– Да брось, ведьмак. С удовольствием бы зарубил меня, если бы мог?
Мужчины стояли друг напротив друга, сжимая в руках оружие.
– Мне правда есть, что сказать тебе.
Ольгерд прищурился.
– Ну так говори. Давай. Что, я урод, убийца, псих? Ну давай!
– Предпочитаю не провоцировать вооружённых людей.
Атаман вдруг замахнулся кинжалом, дёрнулся и подпрыгнул к ведьмаку. Лезвие остановилось в дюйме от лица: Геральт успел отвести его своим мечом. Если бы это была карабела, а не короткий кинжал Канарейки, у ведьмака бы тогда прибавилось шрамов.
– А жаль, ведьмак, стал бы ещё краше.
– Я не мог ей этого не сказать, – процедил Геральт. – Я понимаю, что это значит. Остаётся только надеяться на её силы.
Ольгерд убрал кинжал, отвернулся. Провёл рукой по лицу.
– На свои мы надеяться уже не можем.
Геральт наблюдал за Ольгердом. Он изо всех сил старался оставаться внешне спокойным и холодным. Только вот Канарейка что-то подковырнула в его существе, обнажила какой-то старый шрам, заставила его снова кровоточить.
Ольгерд подошёл к окну.
В эти первые тёплые деньки спешно распускались цветы и разворачивались почки. Молодая ярко-зелёная листва пробивалась сквозь почтенно-изумрудный хвойный лес, возвращались из тёплых стран перелётные птицы.
Ольгерд был твёрд в своём решении держать Канарейку как можно дальше от себя. Чтобы ударная волна не задела её, когда придёт время. Только всё теперь сильно осложнялось тем, что каменная корка на его сердце вдруг пошла трещинами. Всё из-за этой эльфки.
– Может помиримся, ведьмак?
Геральт не смог скрыть раздражения, шикнул, медленно убирая меч обратно в ножны.
– Это из-за тебя и твоего заказа я вляпался в это говно, – сказал ведьмак.
Ольгерд медленно выдохнул, утёр лоб рукавом. Атаман наконец смог успокоиться, каменное сердце перестало биться о рёбра.
– Уходи, Геральт. Пришлю тебе весточку, когда улажу дела.
Ведьмак хотел возразить, но Ольгерд вдруг повернулся к нему лицом, посмотрел в глаза. Эти глаза не были холодны и самодовольны, как обычно. Ольгерд ничего не говорил вслух, но вообще-то молил ведьмака об этой отсрочке.
В конце концов, это правда могли оказаться его последние дни.
Геральт направился к двери. Остановился возле неё, взявшись за ручку, оглянулся. Атаман замер у окна в одной позе, как статуя, кажется, даже не дышал.
Ведьмак вышел за дверь. В конце концов, контракт на василиска из соседнего села сам себя не выполнит.
Эльза накинула дорожный плащ, привязала вещевой мешок Канарейки к седлу. «Кабаниха» не знала, какое ей нужно принять решение. Она очень сильно надеялась, что поездка к Канарейке что-то изменит в этом.
Вдруг Бертольд, до этого усиленно сливавшийся со стенкой, принялся отвязывать стоявшего рядом чубарого коня.
– Я еду с тобой, – сказал он, набрасывая седло на крепкую лошадиную спину.
– Атаман потом разрубит тебя в мелкую крошку. Он тебя не отпускал.
– Срать, – бросил Бертольд, запрыгивая на коня. – Он уже сдался. А наша атаманша в курсе. Так? – «Кабан» улыбнулся открыто и просто, так, как это было свойственно только ему. Эльза даже увидела какую-то прелесть в этой детской улыбке.
– Ну тогда будешь моим… Как это… Эскортом. – Эльза под узду повела лошадь из конюшни. – Личной охраной. Будет обидно сдохнуть, так и не побыв атаманшей.
– Нужно вернуть ему нашу Пташку, а то совсем сдуется.
«Кабаны» выехали на тракт, подгоняя коней пятками.
– Да куда она от него денется, – улыбнулась Эльза. – Но хорошо бы проследить, чтоб всё прошло правильно.
– Сделаем, – улыбнулся Бертольд, просто наслаждаясь тем, что он находится рядом с Эльзой.
Ярко светило солнце, впереди им чудились свобода и счастье, быстрое решение всех проблем и лёгкость, которая никак, ни в коем случае, не должна была разбиться о жуткую чугунную правду.
Комментарий к XLI. Птицы
автор в небольшом райтерблоке агонизирует над долгами по учёбе, не серчайте, милсдари.
========== XLII. Фиакна ==========
Добрые слова латают сердца.
Каетан аэп Стаэдэ
Ублюдок Младший был мёртв, и теперь на его месте восседал своим допплерским задом мягкотелый Дуду Бибервельт, совсем не смыслящий в том, как ворочаются подпольные дела в Новиграде. Дийкстра тоже отправился к прадедам за своё излишнее рвение к престолу всех Северных королевств одновременно и угрозы Вернону Роше, на стороне которого внезапно оказался ведьмак. Да и Король Нищих словно бы куда-то исчез, растворился в воздухе.
В общем, всё это за год уже успело порасти пылью и былью, и теперь ситуация была такова, что Большая Четвёрка самоустранилась, весь тёмный мир самого крупного города Севера оказался в руках у Тесака.
Реданский трон теперь занимал какой-то имперский регент, ровно столько же бесполезный и бездеятельный, сколько и жирный, поэтому те самые руки, в которых Тесак держал тёмный мир, могли бы быть у него полностью развязаны. Могли бы. Если бы не капитан Бартлей вар Ардал, обративший на краснолюда пристальное внимание.
Тесак всерьёз считал своим долгом до конца уладить ситуацию с нелюдями в Новиграде – с тем, чтобы их пускали во все харчевни и трактиры и брали на любую работу, не говоря уже о том, чтобы очистить город от ксенофобских группировок.
Тесаку изрядно поднадоело положение крысы, бегающей по лабиринту, на которую пялится горстка безмозглых студентов. Он всюду чувствовал, что его преследуют, а среди его ребят запрятался «крот». Краснолюд решил, что эту проблему надо удалить вместе с корнем. И он знал, к кому с этим обратиться.
В комнату тихо, будто хищник или ведьмак, зашёл эльф с длинной чёрной косой на плече. На его лице не было одного изъяна или шрама, что больше всяких слов говорило о том, что эльф своё дело знает слишком хорошо.
Эльф молча стоял в тени у стены, дожидался, пока посторонние выйдут из комнаты. Последним очень уж спешно пытался выйти низушек-счетовод, рассыпая за собой хвост из бумаг и отчётов. Поймав взгляд темноволосого эльфа, низушек стушевался, подобрал пару листов и вылетел в коридор. За ним глухо захлопнулась тяжёлая дубовая дверь.
Канарейка шла среди торговых рядов, растерянно глядя по сторонам. Её мысли были где-то далеко, а не здесь, среди перезрелых яблок и увядающей зелени.
Воняло несвежей рыбой и гнилой картошкой. По жёлобу на обочине текли нечистоты, где-то истошно вопил ребёнок и визжала женщина. Канарейка даже не могла определить, скучно ей было от этого всего или просто омерзительно.
Эльфка достала из кармана кусок измятого пергамента, на котором Эйвар аккуратным мелким почерком написал, что ему нужно на рынке. Мука, соль, молоко, ягоды… Похоже, что в Редании вновь настали мирные времена, раз у Хаттори больше покупают его вареники, чем мечи.
Канарейка по привычке проверила, на месте ли кинжал. Но портупея оказалась пуста, только на поясе висела маленькая сумочка с ножиками. Всё-таки она была в крупном городе, где стража провожала долгим подозрительным взглядом любого, у кого было на поясе хоть какое-то оружие, будь это даже деревянная дубина. Канарейке излишнее внимание было ни к чему.
– Мне нужно три фунта муки, – сказала эльфка, протягивая рябому торговцу несколько крон.
Торговец, даже не взглянув на Канарейку, принял деньги и бросил три мешка муки. Два из них эльфка поймала, третий рухнул на брусчатку, подняв в воздух белое облако. Канарейка потянулась к мешку, но её опередили – чья-то большая рука схватила его. Эльфка поднялась с брусчатки, готовая свободной рукой выхватить нож.
– Ты уронила? – плечистый эльф с длинной чёрной косой протянул Канарейке мешок.
– Я подумала, что ты – вор, – улыбнулась Канарейка. – Спасибо.