– Любовь любовью, – серьёзно ответил Элихаль, – а Карина не собиралась больше за ним ехать. Сама говорила, это глупая смерть.
– Надо вернуть атамана! – воскликнула Эльза. – Птаха, только ты ведь можешь.
Канарейка опустила глаза, замоталась в плащ, лежавший рядом, на стуле.
– Ну и что, Эльза, ты теперь её погонишь? Она нам вообще-то ничего не должна, – заметил Ломонд. – Я вот что скажу. Если нам нужен атаман, сами достанем. А для ней это не просто брат, отец и начальник…
– Шельма, хватит, я поняла, что ты хочешь сказать.
Ломонд усмехнулся в ладонь, когда Канарейка стала крепить к поясу и портупее оружие.
– Я поеду за ним, – сказала она хмуро.
Элихаль покачал головой, но промолчал.
– Я поеду, – повторила она бодрее.
– Поедешь, – подтвердил кто-то из «кабанов».
– Вот и поеду, – окончательно уговорила себя Канарейка, направляясь к двери. – А вы поедете домой. И будете ждать нас.
Ей было страшно, конечно, чёрт возьми, ей было страшно. Но Ольгерд сделал за неё грязную работу, убил, чтобы ей больше не приходилось этого делать. Она не говорила с ним об этом, не сказала ни слова, а он приехал…
Да и одно только выражение лица Фиакны стоило…
Ерунда всё это.
Она давно хотела найти повод ехать за ним. Давно хотела начерпать столько сил, чтобы собраться, чтобы прийти к ведьмаку и сказать, что она едет с ним. Чтобы узнать, где же это святилище, чтобы хотя бы попробовать сохранить то хрупкое, нежное, что возникло между ними…
Чтобы Ольгерд жил. Вечно, не вечно – неважно. Чтобы дышал, чтобы хватался за эфес своей карабелы, чтобы язвил и смотрел пристально своими холодными зелёными глазами. Чтобы пытался отвадить, а потом порывисто, остервенело целовал.
Чтобы ещё раз сказать ему слова, небрежно пророненные ею тогда на берегу.
Ольгерд проснулся. Он был зол на ведьмака.
– Надеяться на её силы… – сквозь зубы повторил он. – Ёбаный ведьмак!
Атаман ударил кулаком по прогнившему столбу. Тот зашатался, с потолка посыпалась пыль и солома.
Снаружи шелестел дождь. Гроза отступила. У Ольгерда не было никаких сил и желания дальше оставаться здесь. Всё было слишком знакомо. Запахи, предметы, даже звуки. Он распахнул ворота и вывел коня под узды.
Конечно, винить во всём Геральта было глупо. Ольгерд и не винил. Ненависть не застелила ему глаз, он понимал, кто настоящее зло, а кто посыльный, человек, оказавшийся не в том месте не в то время.
Атаман запрыгнул в седло.
Цветы в саду будто только начали увядать. Бутоны их не потеряли насыщенного цвета, но высохли и теперь шуршали на ветру.
Ольгерд заметил на пригорке под большим дубом бугорок на земле. Он не смог остановить себя, спрыгнул с коня и медленно, боязливо подошёл к нему.
Свежая могила.
Ирис.
Чья же ещё.
Ольгред провёл пальцами по мокрой земле, увидел табличку, вбитую у изголовья.
«Ирис фон Эверек. Любящая жена, талантливая художница».
Атаман выдохнул.
Это всё было для неё.
И это всё её убило.
Нет.
Он её убил.
И никакими фальшивыми «прости» тут не расплатиться.
Рядом хрустнула ветка. Ольгерд поднял глаза. Перед ним стоял Ключник.
Чудище замерло на мгновение, будто приглядываясь к Ольгерду, а затем тяжело опустилось на колено перед хозяином.
Столько лет минуло, столько наступило смертей и сменилось лун, а этот демон был всё ещё здесь.
– Когда она умерла?
Чудище открыло рваный зубастый рот, прохрипело в ответ с явным усилием:
– Тридцать. Зим. Тому.
– И почему могила свежая? – Ольгерд был зол. Бессилен и зол.
– Госпожа. Не. Позволяла. Приближаться. Этому.
Ключник был просто слугой. Глупым и сильным демоном, которого призвал когда-то глупый и сильный атаман. Злиться на него было всё равно что злиться на глиняный горшок, неумело обожжённый, а потому давший трещину.
– Кто её похоронил?
Ключник поднялся с колен, опираясь на лопату. На открытых участках тела были видны шрамы, которых Ольгерд не помнил.
– Два, – зарычало чудище. – Два меча. И длинный. Уши. Сильные. Как хозяин.
То есть её похоронили около седьмицы назад. Перед этим изрезав на ленточки самого страшного охранника на Континенте.
– Уходи, – сказал Ольгерд, наклоняясь к могиле человека, которого он любил когда-то больше жизни. – Ты свободен. Изыди.
Ключник изошёл. Покрылся вдруг густым паром, вскрикнул, выдохнул, будто умирающий. Его огромное тяжёлое тело рухнуло наземь, рассыпалось на бесформенные куски мяса. Тут же засмердело гнилью.
Ольгерд проводил демона холодным взглядом.
Солнце стояло в зените. Пели птицы, лениво обмахивались крыльями бабочки. Стоило бы сейчас начать какую-нибудь молитву, только Ольгерд фон Эверек не знал ни одной.
Корчмарь «Золотого дракона» пытался отскоблить ногтём воск со стойки, когда в зал буквально влетел мужчина в некогда дорогом кунтуше, весь вымокший до нитки и злой как демон.
– Моего коня нужно накормить и почистить, – властным тоном заявил с порога этот хмырь. Корчмарю он совсем не понравился, как с первого взгляда ему не нравились нелюди и чародейки. Было в нём что-то, что кричало: жди неприятностей. – А мне нужно перо, чернила, пергамент и кубок лучшего вина. Письмо срочно доставить в Новиград.
Корчмарь хотел сказать, что у него из этого всего есть только перо – и то он выщипал из куриной задницы сегодняшним утром. Но на столе возле посетителя вдруг возник серебряный канделябр, а против такого аргумента было нечего возразить.
Когда всё вынесли, Ольгерд стал писать торопливо, сбиваясь и сажая кляксы. Всего пара десятков слов, несколько предложений… Написать только самое главное, быть честным, но не сентиментальным, не сказать лишнего…
Позади был длинный путь.
Комментарий к XLVII. Путь
мы движемся, движемся, и вот уже совсем скоро :)
========== XLVIII. Долги ==========
У тебя нет монополии на альтруизм, мой друг.
Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой
Геральт действительно вернулся к вечеру. Только помимо довольно щедрой платы, собранной старостой за мантикору, у ведьмака при себе был длинный узкий свёрток.
Цири сидела в общей зале, развлекала себя ленивыми беседами с местными поддатыми завсегдатаями и новым кухарём «Хамелеона», молодым мальчишкой лет двадцати, который явно неровно дышал к ведьмачке.
Геральт подошёл тихо как кошка, беззвучно опустил свёрток на стол перед Цири. Все её собеседники мгновенно испарились или усердно принялись делать вид, что заняты своими чрезвычайно важными делами.
– Что это? – спросила девушка.
Ведьмак бросил вещевой мешок на лавку, сел, сложил локти на стол и улыбнулся.
– Это тебе.
Цирилла не смогла сдержать улыбки. Она медленно и аккуратно развернула бумажную упаковку, а затем тряпицу. Подняла на Геральта удивлённый взгляд.
– Ты же как раз в мае и родилась, верно? – ведьмак почесал шею, почти смущённо отвёл взгляд. Сколько лет, а ему всё ещё неловко делать людям подарки.
– Серебро? – с горящими глазами спросила Цири. – По тем чертежам, которые ты нашёл под Каэр Морхеном! И навершие – морда волка!
– Я вот подумал, ты уже год на Пути, а серебряным мечом так и не обзавелась, всё с маслами возишься. «Ласточка» – отличный меч, но у ведьмака должно быть два меча, верно?…
Ведьмачка резко перевалилась через стол и обняла Геральта.
– Спасибо!
Ведьмак обнял девушку в ответ.
– С Днём рождения, – тихо проговорил он.
Цири достала меч, встала, ловко взмахнула им, разрубая воздух и перепугав половину посетителей.
– Лёгкий! В руке – как влитой!
– Ну хватит, – всё ещё улыбаясь, сказал ведьмак. – Сейчас Лютику всю публику перепугаешь.
Цирилла опустилась за стол.
– Ну, как мантикора?
– Новых шрамов нет, староста заплатил с неохотой. Всё как всегда, – с улыбкой выдохнул Геральт. – А ты чем занималась?