— Значит, используют горящую стрелу, — ни на секунду не задумавшись, заявил Лаймонд. — В зверинце нет посторонних?
— В этом можно не сомневаться.
— Тогда ее пустят из павильона или с того берега, где стоят колесницы. Видишь, там совсем пусто. Возьми трех человек и обыщи колесницы. А я…
Мишель Эриссон, не поздоровавшись, перебил его:
— Тади, там луки Дианы, а возле трибуны — огниво…
— Найди фонтаны и пусти их. Ты умеешь плавать? Нет? Филим? Боже, нет, посмотрите. Вот Абернаси.
Вереница бегущих людей показалась на тропинках, обсаженных самшитом. Лаймонд и Эриссон бросились к трибуне у самого озера, сверкавшей золотой тканью. Рабочие, переводя дух, глазели на них с крыши. Один побежал.
Лаймонд свистнул. Высокий призывный звук остановил О'Лайам-Роу на полпути к повозкам. Люди де Гизов замешкались и посмотрели наверх. К этому времени охранники на судне королевы заметили суматоху. С берега было видно, как их покрасневшие на солнце лица настороженно обратились в сторону берега. Они подняли щиты, выстроив своего рода баррикаду, за которой не стало видно даже огненных волос Марии. Наверное, они с облегчением подумали, что теперь девочка в полной безопасности. Им и в голову не пришло грести к берегу.
Человек, что был на крыше, скрылся, но они успели рассмотреть невысокую, похожую на бочонок фигуру и рыжеватую щетину на подбородке. Это был Шоле. Лаймонд схватился за один из прочных римских пилястров и стал карабкаться, словно горный козел. Перед мысленным взором О'Лайам-Роу возникла развевающаяся черная мантия оллава, стремительно взбирающегося на мачту «Ла Сове» с ножом в зубах. Сейчас у него не было ножа. Чтобы освободить руки, он сбросил даже широкую холщовую рубашку; на фоне смуглой, покрытой шрамами спины его волосы, казалось, отливали скорее серебром, чем золотом.
Шоле появился с луком в руках на широком картуше, венчающем фасад трибуны. На фоне белого солнечного диска пламя казалось бесцветным, как воздух, но, когда он выстрелил, все различили струйку серого дыма, тонкую и дрожащую, поднимающуюся от пылающей стрелы.
Он быстро пустил одну за другой три горящие стрелы. Первая с шипением упала в воду. Вторая и третья вонзились в деревянную обшивку девятого по счету суденышка — маленькой галеры, находившейся рядом с покрытой балдахином баркой. Затем Артус Шоле бросил лук и огниво на плоскую крышу под собою. Покрытая лаком древесина и нагревшееся металлическое покрытие приняли пламя мгновенно, словно монах — свое мученичество, и между Шоле и Фрэнсисом Кроуфордом возникла огненная преграда.
Речь на латыни была, слава Богу, закончена, а затем завершилось и самое нудное в этой церемонии — высокопарная торжественная речь Эли и ответ де Гиза, в красном шелковом камелоте похожего на иностранца, такого же, как и все прочие англичане. Теперь Генрих, статный, видный, с блестящими черными волосами, в простом белом одеянии с серебряными аксельбантами коснулся книги, поцеловал крест и принял присягу.
Что бы там ни было, все проходило гладко. Генерал ордена Подвязки принялся за дело — взял с подушечки голубую шелковую подвязку с золотыми буквами, поцеловал ее и передал Нортхэмптону. Откинув назад мантию, маркиз принял Подвязку и, опустившись на колени, обвязал вокруг мускулистой левой ноги короля, почтительно и проворно; было видно, что он немало практиковался с конюхами.
Д'Обиньи выглядел подтянутым, молодцеватым и вполне довольным собой. Почему опоздал Франсуа де Гиз? Тот парень, прикинувшийся ирландцем, был шпионом его сестры, это можно с уверенностью утверждать. Спектакль, разыгранный во время схватки с кабаном, был типичным a deux visages [42] — забвение своих интересов на данный момент, повод к снисходительности, которую, возможно, придется проявить позднее. В конце концов она отреклась от своего шпиона в довольно резкой форме. Удивительно, что парень не взбунтовался. И кто может ее осудить — как показали события, она была права.
Можно догадаться, какого рода игру она затеет, вернувшись к себе; де Гиз — регент в Шотландии, де Гиз — Папа Римский, де Гиз — в сущности — король Франции… Недурно. Они позаботились обо всем. Но с этим парнем за ее спиной?..
Что ж, они позаботятся и об этом тоже. Королю он когда-то нравился, он даст Медичи пищу для размышления.
Capito vestem hanc purpuream [43]. Боже, какая жара.
Девятая галера загорелась. С барки Марии увидели это. Чья-то голова и плечи появились над планширем, и пловец перерезал веревки. Затем вся гроздь связанных друг с другом суденышек закачалась; их стало медленно сносить течением. В спешке человек, желавший помочь, перерезал веревки, соединяющие все суда с буем, и дюжина связанных лодок заскользила борт о борт, единой движущейся массой в одном направлении с баркой королевы.
Шоле на дальнем конце крыши стал скатываться вниз. В отдалении О'Лайам-Роу и еще три человека бежали назад. Лаймонд окликнул их, затем, повернувшись, соскользнул с крыши и бросился к озеру. Взметнулись фонтаны — два тонких светлых столба по обоим берегам.
Герцогиня де Валантинуа давно ушла, нимфы исчезли вместе с Бахусом при первых же признаках суматохи; стражники на барке Марии явно не боялись ничего, кроме преждевременного фейерверка, и отталкивали веслами пустую флотилию: бригантины, расписные галеры с драконами на носу. Языки пламени показались на борту и палубе девятой лодки, и тут — о внезапный дар небес! — музыканты, разинув рты, прекратили играть. Лаймонд, уже бежавший по воде, сложил руки рупором.
— На лодках порох! Гребите в сторону! -прокричал он и, быстро повернувшись, поймал нож, который кто-то ему бросил.
Абернаси на полпути от берега, где находился зверинец, шагал по воде. Лодки уже отнесло ближе к Лаймонду. Он услышал, как Лаймонд снова закричал, на этот раз по-гэльски — то была просьба запрячь слона.
Просьба была обращена к Абернаси, но услышал ее О'Лайам-Роу и стал действовать: кликнул служителя, вплел новый канат в упряжь Хаги. Он на мгновение задержался у кромки воды с веревкой в руке и бросил ее, свитую кольцами, во влажные руки Абернаси. Фрэнсис Кроуфорд скользил к лодкам, вздымая зеленые и белые волны.
Под энергичными ударами двух пар длинных весел лодка королевы стремительно приближалась к нему, а бутафорская флотилия, попав в кильватер, подгоняемая пожаром, разгоравшимся возле ее хвоста, плыла следом.
Белая накидка была снята, а новая, алая, надета, меч благополучно прикреплен к поясу, и генерал ордена Подвязки приложился к мантии и капюшону.
— Accipe Clamidem hanc caelici colons [44]… Прими эту мантию небесного цвета со знаком креста Христова, силы и доблесть которого да послужат тебе защитой…
Только что привязанные кисти повисли неподвижно. Бесчисленные эмблемы подвязки на ярко-голубом фоне отливали на свету серебром и золотом.
Оставалось только вручить цепь, затем последует обычная проповедь, посещение часовни, потом пиршество. Итак, Шотландия не представляет для Франции прежней ценности теперь, когда английская угроза уменьшилась. Если девочка умрет, дофин будет свободен и сможет жениться на ком-либо еще. Например… Боже, какая жара. Человек в тяжелой одежде может уснуть на ходу.
В последний момент служитель отказался идти. Так что на спине у слона, лениво движущегося по озеру, восседал О'Лайам-Роу, не умевший плавать. В уши его набралось немало воды, он цеплялся за промокшие ремни на огромной голове Хаги, смотрел вперед на Абернаси и упорно приближался к горящим лодкам.
Лаймонд добрался туда первым. Маргарет Эрскин увидела это, она слегка приобняла Марию, спрятанную за грохочущей баррикадой щитов, и продолжила обычный разговор с Джеймсом и детьми; лодка передвигалась рывками под ударами четырех пар весел. За кормой едко пахло дымом.
— Какая жалость, — весело проговорила она. — Вся прекрасная feux de joie [45], приготовленная к сегодняшнему вечеру. Похоже, дорогая, тебе предстоит увидеть самый дорогостоящий показ петард, запущенных среди бела дня.