Он смотрел на Лаймонда так пристально, что не заметил судорожного движения Джорджа Дугласа. Исподтишка прокурор подобрался к одному из самых животрепещущих вопросов, и его оппонент прекрасно отдавал себе в этом отчет. «Ну же, мой мальчик! — сказал себе господин Лаудер, охваченный радостным волнением. — Давай дерись!»
И драка началась. Речь шла уже не о сомнительных происшествиях четырехлетней давности, а о только что совершенном предательстве, о котором еще не успели забыть. Эпизод в Гексеме был исследован во всех деталях.
— …Депешу лорду Грею вез курьер по имени Ачесон. Я ничего о ней не знал, пока мне ее не показали по дороге в Гексем.
— Господин Эрскин, можете ли вы это подтвердить? Пожалуйста. Знал ли господин Кроуфорд о существовании депеши?
— Он…
— Говорите громче.
— Он вначале отрицал это, но когда ему показали бумагу…
— Показали бумагу? А где же вы ее нашли?
— В его скатке.
— Он и тогда отрицал свою причастность?.. Мы слушаем.
— Нет.
— Он признался?
— Маловероятно, чтобы он знал содержание депеши. Он предотвратил передачу сообщения, рискуя собственной жизнью.
— О да, — сказал Генри Лаудер и потянулся, словно длинный облезлый кот. — Все мы весьма наслышаны о гексемской драме. Как наш друг избежал трепки, которую хотел задать ему брат, как он нагнал своего сообщника Ачесона, как, к несчастью, его отвергли англичане, с которыми он страстно жаждал примириться. Прикрываясь женщиной — знакомая песня, не правда ли? — он решил из двух зол избрать меньшее: совершить поступок, который позволил бы ему примкнуть хотя бы к шотландской стороне. Он застрелил гонца на глазах у господина Эрскина и рассчитывал на то, что этот человек, известный своей редкостной добротой, спасет его. К несчастью, и сам он оказался под прицелом — несомненно, это не входило в замысел.
Эрскин проговорил убежденно:
— Когда он стрелял, то уже видел, что спасения нет.
— Но ведь если бы он и не выстрелил, спасения для него не было бы все равно, — добродушно заметил генеральный прокурор.
На короткий миг все притихли. Епископ Рид спросил:
— Ну что, господин Кроуфорд?
Ладно, стоит попытаться. Лаймонд заговорил:
— Если бы я не прикрывался той английской леди, о которой— господин Лаудер любезно упомянул, тайна отправления кораблей перестала бы быть тайной. У меня нет доказательств того, что я не знал о послании Ачесона. Я только могу выстроить перед вами ряд предположений.
— Начинайте! — резко прикрикнул Арджилл.
Лаймонд поднял глаза:
— Кому бы пришло в голову избрать меня гонцом? Любому шотландцу, подкупленному англичанами, известна моя закоренелая вражда с лордом Греем, лордом Уортоном и графом Ленноксом. То, что мой брат преследует меня, тоже являлось тогда… притчей во языцех. А если бы даже ко мне обратились — стал бы я рисковать, имея в виду мои отношения с названными персонами?
Но Ачесон как раз был профессиональным гонцом, к тому же неразборчивым. Из слов господина Эрскина вы могли заключить, что Ачесон знал содержание депеши: он знал, что везет нечто большее, чем два совершенно невинных письма сэра Джорджа.
Откуда он знал? Первоначально Ачесон предполагал ехать в одиночку. Сам сэр Джордж внес дополнение в охранную грамоту, вписав туда меня, дабы способствовать обмену пленными. Обвинять сэра Джорджа в сообщничестве немыслимо, следовательно, вы должны предположить, что я, заручившись верным средством беспрепятственно добраться до Англии, вдруг доверил мой страшный секрет совершенно постороннему человеку; или же что Ачесон, когда я присоединился к нему, уже вез депешу — а в таком случае маловероятно, чтобы он стал говорить об этом со мной.
Снова правдоподобно. Лорды, сидящие вокруг стола, начали удивленно перешептываться. Рид наклонился вперед:
— Зачем же тогда вы направлялись в Англию? Ах, вспомнил: из-за юной Кристиан Стюарт.
Этого-то Лаудер и ждал. Он с силой воткнул перо в дубовую столешницу и выбросил вперед правую руку.
— Ну уж, господин Кроуфорд. Стало быть, вы, странствующий рыцарь, отправились в Англию, чтобы сдаться на милость тех людей, которые, как сами вы столь старательно доказывали нам, не желали ничего иного, как вашей смерти, единственно с целью вернуть свободу леди Кристиан Стюарт?
— Да.
«Ну наконец-то. Теперь, черт возьми, тебе все это начинает не нравиться, — думал Лаудер. — И я буду гвоздить тебя до тех пор, пока ты меня не возненавидишь. Вот тогда-то, мальчик мой, ты потеряешь свое хваленое хладнокровие, и епископу не поздоровится».
— Да, — повторил он вслух. — Слепой девушке, юной, богатой, близкой ко двору, которая по вашему наущению узнавала для вас секретную информацию…
— Это неправда.
— …а вы разыгрывали перед ней тайную, запретную страсть?
— Оба обвинения ложны. Ограничьте ваши нападки моей персоной, господин Лаудер.
Бокклю перебил его:
— Черт возьми, Лаудер, это полная чушь. Девушка не была легкомысленной.
Генеральный прокурор добавил мрачно:
— Если вы дадите мне кончить, сэр Уот, то убедитесь, что я как раз утверждаю обратное. Я хотел сказать, что честная, благородная и добродетельная девушка, молодая и неискушенная, обрученная с прекрасным человеком, попала во власть опытного, неотразимого соблазнителя, который явился к ней под чарующим покровом тайны.
— Девушка знала, кто он такой! — загремел Бокклю. — И я вообще не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
— Девушка заявила, будто знает это, когда решила, что таким образом спасет его. Вы назвали свое имя, господин Кроуфорд, когда впервые встретились с ней?
— Нет, — сказал Лаймонд и крепко сжал руки.
— Почему?
Установилось молчание.
— Это бы поставило ее… в слишком затруднительное положение. Я не предполагал в дальнейшем встречаться с ней.
— Какое же тут затруднение для девушки, верной своему долгу? Или вы хотите сказать, что она уже тогда была влюблена в вас?
— Ничего такого я не хотел сказать. В детстве мы жили по соседству, и у нее было… доброе сердце.
— Понятно. И, питая подобные чувства, вы, разумеется, вопреки своему обыкновению, стали избегать дальнейших встреч. Или вы виделись с ней еще? — внезапно спросил Лаудер.
Снова наступило молчание. Потом Лаймонд ответил ровным голосом:
— Да, несколько раз. Оставим нудную игру в вопросы и ответы. После первой и второй встречи дальнейших свиданий можно было избежать. Я принимал от нее помощь в моих личных делах, хотя и знал, что это поставило бы ее честь под сомнение, если бы все вышло наружу. Ее взяли в плен в Далкейте, когда она пыталась помочь мне. Непосредственно по этой причине она попала в руки графини Леннокс. Мои поступки безответственны, им нет оправдания. Никто не может осудить меня строже, чем я уже осудил себя.
Но во все время нашего знакомства леди Кристиан ничем не запятнала себя — это я ввел ее в заблуждение. Даже в ее стараниях помочь мне не было ничего предосудительного, и, вопреки потугам воспаленного воображения господина Лаудера, нас связывала одна только дружба. В подобных обстоятельствах вы, несомненно, сочтете смехотворным то, что я поехал сдаваться лорду Грею, чтобы вернуть ей свободу, но это так.
Генеральный прокурор испытал, возможно, досаду по поводу того, что эффект его речи пропал, но ничем не выдал себя.
— В этой связи возникают некоторые подозрения. Особенно если вспомнить, что леди Кристиан внезапно умерла насильственной смертью сразу после того, как вы объявились в Англии.
— Погодите-ка, — резко прервал его Эрскин. — Леди Кристиан упала с лошади и разбилась насмерть.
— А откуда вы это знаете? — вкрадчиво спросил Лаудер.
Голос Эрскина сделался хриплым от гнева:
— Я знаю Крис лучше, чем кто бы то ни было из вас: она была моей невестой, и, не находись мы перед лицом закона, я вколотил бы вам обратно в глотку порочащие ее слова. Я видел Кроуфорда из Лаймонда сразу же после ее смерти — слышал, что он говорил, наблюдал, как он вел себя. Если бы я хоть на мгновение мог предположить, что это он убил Кристиан, Калтер не имел бы удовольствия сразиться с ним.