– Горбуш-ш-ш-ш-шка. Горбуш-ш-ш-ш-шка! Гуа-га-га.
Лебедь грозно двинулся на Евгения. Спортсмен попытался отойти, но на ноге у него был чип. Он уже мигал оранжевым.
– Горбуш-ш-ш-ш-шка!
Клюв лебедя разинут. Щипок за колено. Полуоборот. Клюв прошёлся по его позвоночнику. Боль.
Боль! Евгений заорал и очнулся. Минутная заминка в попытке понять, кто он и что происходит.
– Ну что, батюшка, я же вас предупреждал! – доктор грустно поправил на нём одеяло.
– Поздно уже, – хрип. Постойте-ка. Это что, его голос?
– Вы кричали. Подняли на ноги всех больных. Они уж было поверили, что я вернулся к дедовским методам хирургии.
Евгений машинально следил за руками доктора, теперь поглаживающими электро-кошку для снятия стресса.
– Я буду выступать. Вы не подумайте. Я буду! Я смогу!
Доктор горестно вздохнул.
– Может, и будете. Я вылечил гипнозом Вашу поясницу и плечо. Но пластины позвоночника не в моей власти – нельзя загипнотизировать чужеродные элементы тела. Я вам дам успокоительные и обезболивающие…
– Вы… Как Вы посмели! Гипноз! Мне это не нужно! А обезболивающие? Это всё равно, что допинг!
– Это не допинг. Это – лекарства. У Вас расшатанная нервная система. И генеральное выступление перед журналистами отлично это доказало. Так что я не сержусь на ваши выкрики, – доктор откупоривал бутыль, из которой уже начинал сочиться приятный аромат.
– Но…
– Никаких «но». Я доктор. И прописываю вам полный покой. Кстати, без тренировок. Вы способны превосходно исполнять свою программу – тысячи занятий до этого дня вполне достаточно.
– Я не могу позволить своему телу расслабиться за день до соревнований!
– Придётся. Ещё один неудачный поворот, или как вы там это называете, и всё, конец заплаткам на позвоночнике. Конец вашей карьере. Да что там. Конец вам. Конец мне. Конец вашему тренеру. Все мы вместе полетим добывать гелий-три.
Евгений закусил губу. Уколы совести были не менее щадящими, чем физическая боль.
Доктор, следивший за беспокойным пациентом, решил пощадить его чувства:
– Завтра вы выйдите в невесомость. И всех победите. Я это знаю!
Словно эхо наивного ребёнка, вчера признавшегося в своей вере в Горбушкина.
– Я… выйду. Обязательно выйду…
– И сделаете всё возможное. А теперь – поспите. Вам нужен отдых.
Темнота. Слышалось мерное посапывание электро-кошки. Ароматный дым наполнил комнату. Евгений ощупал рукой свой позвоночник. Словно и нет никаких проблем – гладкая, ровная поверхность спины. Что ни говори – Михаил Сергеевич – доктор превосходный. И ему нельзя подвести его. Или подвести того ребёнка. Страну. И Аду. Хотя расстроится ли она?..
– Я была права! Это полный провал! Сегодня он в больнице, а завтра – уже выступление!
– Ада, у нас теперь нет выбора. Мы можем только осудить его.
– Это катастрофа!
– Слишком много восклицаний. Вы забываетесь, агент. Тем не менее, что сделано – то сделано. Быть может, он исправится. У него нет выбора. В конце концов, последнее выступление перед журналистами – единственный его провал.
***
Ярко освещённый шар. Тысячи зрителей с теле-площадок торжествующе наблюдают за покорением когда-то казавшейся непоколебимой стихии невесомости. Ещё миллионы с замиранием сердец следят в коммуникационных линзах за движениями спортсменов. Стольким же потребуется электро-кошка, чтобы успокоить бьющееся слишком быстро сердце. Несколько десятков зрителей вскоре окажутся под гипнозом для восстановления переломов после падений из-за увлекательности спортивного шоу. И лишь единицы стоически пожмут плечами, заметив, что только такого и можно было ожидать от гимнастики в невесомости.
Сегодня вершилась история.
Вот вереница выступающих спортсменов – над каждым висит голограммное табло с числом наград и побед в прошлом. Рост, предельная скорость полёта, скорость вращений, вес снаряда – информация, более интересная для букмекеров, но не для обывателей, быстро сменяется цветастой рекламой, призывающей воспользоваться новейшими ароматизаторами для питтаблеток – утомлённый жизнью и жарким огнём кролик (правда, почти никто из живущих выше Земли не знает, насколько этот запах соответствует истине).
Евгений ощущал себя этим самым кроликом, загнанным в угол. Он очень устал. Тревожные клики друзей в линзах, въедливые вопросы журналистов, вызывающие боль пластины, едва скрываемая неуверенность тренера и страх за судьбу всех, кто с ним связан, – всё это сводило Горбушкина с ума. Полыхавшая в его сердце страсть к Аде, которую он и видел-то по-настоящему только один раз в жизни, пожирала остатки его душевного спокойствия. Наблюдает ли она сейчас за ним? Волнуется ли? И как насчёт кружечки чая?