Яника не нашлась, что ответить.
Воцарившуюся тишину нарушил Джуда:
– Жрать охота.
Девушка вызвалась принести. Она вскочила с дивана чуть быстрее, чем собиралась, и от Лазаря не ускользнуло, как болезненно сморщилось её лицо, когда она отталкивалась от сиденья руками. Яника ушла на кухню, и какое-то время оттуда слышался шорох целлофановых пакетов.
– Сухпай? – усмехнулся Лазарь.
– Суххрень, – ворчливо отозвался Джуда. – Слушай, э-э... мы же с тобой договорились...
– Я помню, помню. Суххрень – не самоё моё любимое блюдо.
Джуда удовлетворённо кивнул.
2
Яника принесла большой пакет с сухарями, зелёную пачку чипсов «Лэйз» и пластмассовый термос.
– Приятного аппетита, – Лазарь подавил в себе желание поиздеваться над их совестью, и, дабы им легче жевалось, отвернулся к окну.
Впрочем, размышлял он, о каком смущении может идти речь, когда речь идёт о выживании? В современной художественной литературе и кино на постапокалиптическую тематику оставшийся на попечение анархии народ обычно изображается сообществом первобытных хищников: охотников, кто посмелее, и падальщиков, кто нет. И дело здесь вовсе не в деградации. Дело в прогрессе – эволюции, обусловленной одним лишь дарвиновским естественным отбором.
Что-то ударилось Лазарю в спину, отскочило и упало на пол. Он обернулся. Джуда энергично хрустел чипсами, запивая чаем из крышки термоса, Яника грызла кусок высохшей ковриги и задумчиво смотрела в антрацитовый экран телевизора. Точно таким же куском она только что бросила в Лазаря.
Лазарь поднял хлеб с ковра и удивлённо повертел в пальцах, точно это был осколок метеорита.
– Гуманитарная помощь от Яни, – великодушно пояснил Джуда, опрокидывая залпом остатки чая. – Знаешь, она у нас филантропка...
– А то хрен бы ты меня впустил, помню.
– Именно.
Яника оторвалась от созерцания своего скукоженного отражения в выпуклой темноте кинескопа и забрала у Джуды крышку от термоса.
– Смотри, разбалуешь, – недовольно буркнул тот.
Лазарь неподвижно наблюдал, как она заново наполняет чашку и несёт ему. Травоядные, вроде неё, вымрут в числе первых. Естественный отбор беспощадно отбраковывает таких, чтобы навсегда исключить убогие аллели из генетического аппарата.
– Третьим, – сказала Яника, протягивая Лазарю чашку, – был мой отец, раз уж тебе интересно. Мы жили вдвоём. Три дня назад он оставил меня здесь, когда спасался бегством от твари, которая чуть не прикончила тебя утром. Ну, бери. Запьёшь.
Принимая чашку, Лазарь мельком коснулся её пальцев. Холодные и влажные, как после игры в снежки без варежек.
– Ты явно в мать, – заметил он, отпивая из кружки.
Яника поджала губы и быстро вернулась к Джуде.
– Не суди о том, чего не знаешь. Он меня не бросал.
Лазарь макнул сухарь в чай. Есть в чужом инсоне – всё равно, что справлять малую нужду во сне. Облегчение приходит лишь на время.
– «Оставил» звучит презентабельней, но смысл тот же.
В борьбе с новым приступом слёз Яника выпятила подбородок и принялась теребить манжет рукава:
– Я сама во всём виновата.
Конечно, сама. Они все так думают. Разные инсоны, разные люди, и уж совсем разные Игры, но всюду одна и та же проблема: смутные границы между «виноватой» и «виновной». Разглядеть эту тонкую грань – задача Игрока. Нащупать и показать её – задача Бегуна.
– Я впустила эту тварь, – продолжала Яника. – Отец не разрешал, а я впустила. Он пытался меня защитить, но зверь был сильнее.
– Можешь не рассказывать, – полушёпотом напомнил ей Джуда. – Кто он такой?
Последнее, очевидно, касалось Лазаря.
– Нет-нет, всё нормально, – она решительно замотала головой. Рыжие космы запрыгали над плечами. – Да, я в порядке... Нет, хочу рассказать.
3
Три дня назад, когда всё началось, они с отцом поссорились. Отец был пьян и зол. Она сказала, что её пригласили на вечеринку, и она собирается пойти. Он раскричался.
«Ты не пойдёшь ни на какую долбаную тусовалку!» – орал он в бешенстве. – «Сегодня никакой тусовалки, где ты будешь вертеть задницей, не будет!»
Его глаза едва не вылезли из орбит, с губ почти летела клочьями пена.
Она ответила, что всё равно пойдёт.
«Только попробуй! Только попробуй открыть эту грёбаную дверь! Я тебе такое устрою! Надолго отобью желание шляться по всяким тусовалкам! Уж поверь, золотко, отобью!»
– Если бы я послушалась, всё могло быть иначе, – сокрушалась Яника. – Но я так разозлилась на него…
Она оттолкнула отца, и пока он пьяно пятился назад, пытаясь вернуть равновесие, быстро обулась и выскочила в тамбур. Когда я открыла дверь на площадку, там стоял он.