Комнаты на втором этаже вполне приличные — определенно лучше, чем он мог ожидать, рассматривая коттедж в темноте на расстоянии, но ясно — этот дом не семейный. В хозяйской спальне довольно чисто, однако обстановка мужская. Жены нет. Возможно, и бывшей жены тоже не существует. Вторая спальня превращена в домашний спортзал. А вот третья…
Бретт щелкает выключателем, и его пронизывает странное ощущение узнавания. Он знает эту комнату. Не совсем, не в буквальном смысле, но здесь присутствуют элементы понятного ему мира. Стол с тремя компьютерными мониторами. Полки с самым современным оборудованием для записи, освещения и монтажа. Это домашний офис — версия его собственного рабочего места и тысяч других подобных рабочих мест.
Только без игр.
Нет картриджей для Atari, Sega или Nintendo. Нет бильярдного стола или шахмат. Даже настольных игр не видно. Что касается игры, насколько он может судить, это, очевидно, тупик.
Бретт выключает свет и, что-то мурлыча себе под нос, проходит по коридору в ванную комнату. Продолжая напевать, он заходит в ванную, где стены, скорее всего, не такие толстые и сигнал достаточно устойчив, чтобы он мог получить последние инструкции игры.
55
Третий игрок
Сара возвращается в мир, выплывая из серого тумана, и ей кажется, что она видит Ханну, склонившуюся над ней так же, как это было на их кухне в понедельник днем, целую жизнь назад.
Мамочке пьехо?
Затем ее зрение проясняется достаточно, чтобы различить перед собой лицо Мэгги, и сердце замирает. Значит, она все еще здесь. Все еще в этом кошмарном хаосе.
По крайней мере, Мэгги облегченно выдыхает.
— Ты меня слышишь, Сара? Ты в порядке?
— Я в порядке. — Она садится, проводит холодными и влажными от пота руками по своему не менее потному лицу. — Это из-за крови. У меня… своего рода фобия.
— Ты меня порядком напугала.
Она говорит это искренне, потому что за то короткое время, что Сара была без сознания, лицо Мэгги стало на несколько тонов бледнее, и даже по сегодняшним меркам она выглядит как жертва какой-то немыслимой травмы. Сара вспоминает отвратительную сцену у дверей и понимает, что она, должно быть, чувствует.
— Долго я была?..
— Пару минут. Ты постоянно падаешь в обморок?
— Началось после первого… первого раза, когда мы потеряли… Ты поняла… Когда теряешь много крови…
— ПТСР, — из-за спины Мэгги подает голос Линда. — Вы удивитесь, как все это может повлиять на вас.
— Серьезно? — вырывается у Сары холодный смешок. — После такого, думаю, мы все будем… — Она замолкает, только сейчас посмотрев мимо Линды и заметив у подножия лестницы стонущего человека, закованного в наручники. — О, нет. Что мы наделали?
Мэгги избегает смотреть ей в глаза, краска заливает ее бледные щеки.
— Нам нужны ответы, — не слишком убежденно шепчет она. — Под угрозой жизнь Джексона. И Ханны.
Сара переводит взгляд на Линду, на ее лице снова лишенная эмоций маска, которую она носила большую часть сегодняшнего вечера.
— Презумпция невиновности. Не этим ли ты занималась всю жизнь?
Линда просто поворачивается к ней спиной. Как будто Сара для нее пустое место. Как будто у нее не точно такая же беда. Как будто ее слово сейчас ничего не значит. Этот поворот — такой простой, невежливый жест — говорит ей, что для Линды время сострадания и здравомыслия подходит к концу. И это до смерти пугает.
— Нам нужно перенести Ноя, — тихо говорит Мэгги. — Есть ведь какая-то специальная поза? Полулежа или как-то так?
— Реабилитационное положение. Но я не знаю, подходит ли оно при травмах головы.
Мэгги колеблется, закусив губу.
— Там кровь, но как считаешь, ты могла бы… то есть ты можешь мне помочь?
Сара набирает побольше воздуха и медленно выдыхает:
— Постараюсь. Второй раз мне обычно немного лучше. Этот шок меня сильно подкосил.
— Может, принести тебе немного воды?
— Может.
Мэгги кивает, ободряюще похлопывая Сару по плечу, и направляется через всю комнату к кухне, обходя диван по дуге с противоположной стороны от той, где Линда склонилась над закованным мужчиной, который сейчас то кашляет, то бессвязно стонет.
Собравшись с силами, Сара медленно поворачивается к Ною и слышит грубый презрительный голос, раздающийся позади нее, только не в физическом пространстве, а во времени.
— Ради бога, Сара, тебе тридцать семь. Что, если что-нибудь случится с одним из детей? Тоже упадешь на задницу?
Она морщится, борясь с непреодолимым желанием разрыдаться. Потому что так и было. Она открыла заднюю дверь, увидела кровь вокруг Дюка, своего первого приемного ребенка, и упала на толстую задницу. Ровно так, как он и предсказывал.