— Эй! — Виктор свистит и поднимает руку. Один из бригадиров — так Ной назвал их про себя, как будто это обычная работа на складе, — оборачивается, кивает, сплевывает на пол и жестом подзывает их ближе. Ной колеблется, и Виктор, наклонившись к его уху, шепчет:
— На той стороне, когда мы тебе понадобимся, воспользуешься таксофоном. — Секунду он мнется. — Если ты доберешься. Я постараюсь устроить, чтобы тебя ждала там машина.
Виктор с мрачным видом хлопает Ноя по плечу и подталкивает к ожидающему грузовику. Впервые Ной отмечает, что у него сдают нервы уже не только из-за Софии. Он начинает переживать о себе. На свинцовых ногах неохотно подходит к грузовику. В этот момент бригадир, стоявший неподалеку, идет в конец редеющей очереди на посадку в грузовик, где ждет семья из трех человек: отец, дочь лет восьми-девяти и мать, замыкающая строй.
Отец одет в нелепый разноцветный диснеевский свитер из девяностых с Микки-Маусом, хотя не похоже, что он когда-то бывал в этом тематическом парке. Рукава джемпера потрепаны. Такие сувениры в Париже часто отдают на благотворительность. Лицо мужчины обезображено шрамами, по-видимому, из-за какой-то травмы. Бригадир встает между маленькой девочкой и ее матерью, которая стоит последней в очереди, тем самым разделяя их.
— Нет, — говорит бригадир тоном, который чаще всего приберегают для собак. — Ты должна вернуться и подождать. Народу уже полно.
Ее муж в диснеевском свитере пытается дотянуться до своей жены.
— Мы уже заплатить! — запинаясь, кричит он на ломаном французском. — Три ночи мы ждать здесь! Три ночи!
Бригадир, здоровяк, без труда отпихивает супругов друг от друга. Он поднимает два пальца и кричит им:
— Два идут! Один ждать!
С близкого расстояния Ной наблюдает за разворачивающейся борьбой; его чувство стыда почти невыносимо. Сколько это длится? Сначала злятся, потом умоляют, и теперь они обращаются с мольбой не к бригадиру, а к нему. Отец, с трудом подбирая слова, показывает Ною на свою семью, жену, свою маленькую девочку — все, что у него есть в этом мире, складывая вместе ладони в отвратительной имитации молитвы. Мать падает на колени. Ребенок всхлипывает, растерянно и испуганно. Кажется, проходит целая вечность, и это самый настоящий ад.
Ной оглядывается на Виктора, который бесстрастно наблюдает за происходящим.
Остаться или уехать?
Что бы подумала сейчас о нем София? Что бы она сказала?
Она вообще ничего не сможет сказать, если в итоге умрет.
— Мне жаль, — бормочет Ной. — Мне правда жаль.
Он не ждет, чтобы посмотреть, кто останется вместо него. Он не хочет знать, чей билет украл.
Второй мужчина в светоотражающем жилете зовет его из кузова грузовика, и Ной уходит, не оглядываясь на семью. Отец начинает вопить и ругаться на языке, на котором Ной не говорит, но который прекрасно понимает. Он кричит до тех пор, пока не раздается громкий чавкающий звук, глухой стук и после только плач.
Ной в последний раз смотрит на Виктора, и тот кивает на прощание. Ной пробирается в заднюю часть автопоезда.
Внутри происходит магический фокус. Двадцать или около того человек, которые на его глазах заходили внутрь, каким-то образом исчезли среди составленных штабелями коробок. Как будто какая-то клоунская машина из цирка, хотя здесь нет ничего смешного. Ноя подзывают в узкий проход между коробками. В передней части кузова возле кабины стальная пластина пола поднята. Под ней пространство размером с гроб, при взгляде на которое желудок у Ноя болезненно сжимается. Второй мужчина в светоотражающей куртке, который позвал его сюда, заговаривает с ним; его голос в тесном пространстве звучит глухо, а изо рта у него воняет дерьмом.
— Француз? — спрашивает мужчина.
— Да.
— Хорошо. — Мужчина явно облегченно выдыхает от того, что говорит на родном языке. — Ложишься на живот в эту сторону головой и ползешь вправо пока не наткнешься плечом на следующего человека. Если что-нибудь случится, если что-то пойдет не так, ты меня не видел. Тебя здесь никогда не было. Ты сам по себе. Мне не нужно напоминать тебе, что случится, если ты заговоришь. Ты все понимаешь сам. Ты в игре.
— Что? — Ной инстинктивно отшатывается, натыкаясь спиной на ряды коробок. — Что ты сказал?