— Ради бога, Сара, тебе тридцать семь! — Ей тридцать шесть, но Нил склонен все округлять, когда хочет унизить ее. — Что, если что-нибудь случится с одним из детей? Тоже упадешь на задницу?
Ханна, не отпуская одной рукой его шею, тычет обвиняюще другой:
— Это была непослушная калтошка, папочка!
— Нет, — говорит Нил. — Мамочке просто надо быть поосторожнее, да? Скажи ей, что она непослушная мамочка.
Ханна хихикает, переводя пальчик в сторону матери:
— Непослушная мамочка! Непослушная мамочка!
Это гораздо больнее, чем пульсирующая боль в руке Сары.
— Ну спасибо, — бормочет она.
Нил опускает Ханну вниз, ставя на неуклюжие ножки, и поворачивается к картошке на кухонном столе.
— Только не говори мне, что это мой ужин.
Она чего-то другого ожидала? Нет, вовсе нет. Давно уже ничего не ждала. Тем не менее Сара пытается слабо улыбнуться.
— Я подумала, мы могли бы сходить сегодня в закусочную.
Нил хмурится. Он крупный лысый мужчина, работает на стройке и со дня их свадьбы стал совершенно неузнаваем — во всех смыслах.
— Мы только два дня назад закупались в магазине!
— Я знаю, я потеряла счет времени и…
— Ты же не собираешься всерьез стоять здесь и говорить мне, что тебе не хватает времени в сутках, когда я с восьми утра на коленях укладываю пол?
Она прикусывает губу, пожимая плечами.
Нил качает головой, капли дождя на лысине отражают свет, как самый убогий в мире диско-шар.
— Сара, разве я многого прошу? Я просто хочу приходить в прибранный дом с накрытым на стол ужином, а ты даже этого не можешь. Ты хоть раз оторвала свою задницу, чтобы пройтись по этому чертовому… — Он замирает, хмуро глядя себе под ноги, словно ожидая там что-то увидеть.
У Сары сводит живот, когда до нее доходит, чего не хватает в этой картине.
Муж проносится мимо нее в узкий коридор в задней части кухни и распахивает дверь черного хода. Через секунду в дом вбегает Дюк, их большая немецкая овчарка, промокший под ливнем от носа до хвоста, весь в грязи от того, что рылся в клумбах. Пес отряхивается, разбрызгивая грязь по всей кухне. Ханна прыгает и визжит во всю глотку. Из гостиной ей в ответ начинает подвывать Арчи. Внезапно все вокруг превращается в сумасшедший дом.
— Ради бога! — кричит Нил, удерживая ногой собаку на расстоянии. — Как долго она там торчит?
— Всего несколько минут, — врет она, с ужасом наблюдая, как собака елозит лапами по плитке.
— Там же льет как из ведра!
Она открывает рот. Яростное неповиновение, поднимающееся откуда-то из глубины души, так и подмывает напомнить ему, что это Солфорд, Большой Манчестер, одно из самых дождливых мест в Англии, но прикусывает язык. Дело не в почтовом индексе. Она забыла о собаке, вот и все. Это на ее совести.
— Фритюрница горячая, — говорит она, хватаясь за полотенце. — Давай я приготовлю ужин, а потом…
— Забудь, я пойду в закусочную. Приберись к моему приходу, если, конечно, ты вообще способна на это.
Он топает через дом, сыпля ругательствами себе под нос, и захлопывает дверь с такой силой, что рамка с фотографией со стены в прихожей падает и разбивается.
Это снимок с их медового месяца в Бенидорме. Сара вздыхает.
Довольный пес катается по кафелю, размазывая принесенную грязь, Арчи продолжает плакать в гостиной, а Ханна настороженно смотрит на мать широко распахнутыми глазами.
Превозмогая боль в коленях, Сара опускается вниз, становясь вровень с дочерью, и рукой приподнимает ее подбородок. Несколько мгновений она пристально смотрит на Ханну.
— Все ради тебя, мое чудо. Ты придаешь всему этому смысл.
Ханна не понимает — ей нет еще и трех лет, — но целует указательный пальчик матери и улыбается. И как всегда, это делает все чуточку лучше.
4
Четвертый игрок
Ной Дюран никогда прежде не бывал в месте, подобном этому. Он ведет себя так, как будто для него в этом нет ничего необычного, но почти уверен, что его выдает в том числе и пиджак, который он надел впервые с похорон отца.
Этот отель Shangri-La расположен в одном из самых престижных районов Парижа. Его построили в 1896 году для принца Ролана Бонапарта. Ной вырос в предместье Парижа за много миль отсюда, среди жителей магрибского происхождения. Знаменитые трущобы. По правую руку от него — София, богиня красоты и почему-то его невеста, но она этого о нем не знает.
София эстонка, прожила здесь всего год, ее французский пока слабоват, так что консьерж говорит с ними на английском, их втором общем языке. Консьерж — невысокий мужчина с усами, зовут его Паскаль. Он жестами показывает на стены этого великолепного зала, от пола до потолка украшенные латунными деталями, но сам почти не сводит глаз с невероятного тела Софии. Ною не удается скрыть горечь, хотя он вовсе не удивлен такому вниманию. Он все еще не может поверить, просыпаясь каждое утро с ней рядом.