— Джут нимашки. Баиньки нимашки. Джут чмоки.
Прищурившись, тетя раздумывает и качает головой.
— Неа. Не понимаю, о чем ты. — Она поворачивается к неразговорчивому дяденьке, стоящему возле окна. — Неужели в наше время они не учат детей правильно говорить?
— Она говорит «Дюк», — объясняет тот. — Она говорит про собаку.
Ханна кивает:
— Каждую ночь баиньки, Джут нимашки.
— О, — тетенька улыбается, — скоро, дорогуша. Если будешь послушной девочкой. — Она снова поворачивается к телевизору, и Ханна сует большой палец между губами.
Тетенька старше мамочки, но не такая старая, как Ба. Она костлявая, и от нее немножко невкусно воняет. У нее не хватает нескольких зубов. Дяденька круглый, а волос у него мало. У него все руки в зеленых рисунках.
Тетя разбудила Ханну после дневного сна. Дядя ждал на улице в машине. Они сказали Ханне, что это такая игра, веселая шутка, чтобы разыграть маму с папой, но теперь это уже не смешно.
Дяденька не улыбается. Он много ходит туда-сюда, когда не стоит, зарывшись головой в занавески и разглядывая парковку. Они переговариваются друг с другом, и Ханне трудно понять, о чем они говорят.
— Не стоило нам сюда приезжать, — говорит дядя из-за занавесок. — Это была плохая идея. Мы, наверное, сбрендили.
Тетя фыркает, глядя в телевизор.
— Ты предпочитаешь, чтобы мы всю ночь колесили по городу? Здесь, кроме проституток, никого не бывает.
— Да что ты говоришь! Отель, полный шлюх, плюс один ребенок. Мы торчим здесь, как прыщ на яйцах.
— А если ты будешь так прижиматься лицом к стеклу, это поможет делу, да?
Он отступает и задергивает шторы.
— Лучше бы мы разбили лагерь. Поставили в лесу палатку.
— Палатка в лесу в мороз. Это ли не подозрительно?
Он ходит, шаркая ботинками по старенькому, грязному ковру.
— Это должны были быть легкие деньги. Ты сама так сказала. Легкие деньги.
Повернувшись всем своим тощим, как у кошки, телом, тетя показывает на нее скрюченными руками.
— Это и есть легкие деньги, дорогой.
— Ты так думаешь? — Он качает головой, затем поворачивается к Ханне. — Уже поздно. Попробуй закрыть глаза.
— Чт…
— Не спорь! — рявкает он. — Давай живо поворачивайся на другой бок, лицом к стенке.
Она, не споря, тихо поворачивается, потому что начинает что-то такое чувствовать; как будто она в очень темной комнате. Хотя здесь включен телевизор, светящийся как ночник, она начинает бояться. Она крепко зажмуривает глаза, а дядя с тетей перешептываются, и их шепот звучит, как шипение змей.
— Зачем ты это сделала? — говорит дядя. — Собака. Не надо было этого делать.
— О, опять началось. Не помню, чтобы ты торопился залезть в сад.
— У нас был план, только и всего. Я подсаживаю тебя на забор, ты соскакиваешь вниз вместе с мясом. Это были отличные сосиски. Он сожрал бы их прямо у тебя из рук. Ты отпираешь калитку изнутри, я вывожу собаку в переулок, и она остается там, никому не мешает.
— Сосиски? Даз, это тебе не мультяшка была, это гребаная овчарка. Я не стала бы совать ему руку. К тому же он понял.
— Ни хрена он не понял.
— Он понял, — повторяет она. — Как только он увидел меня на заборе, он понял, зачем мы пришли. У них на такие вещи нюх.
— Ясно. И поэтому ты его прирезала.
— Ага, — отвечает она. — Как свинью. Смирись уже с этим. Ты знал, чем все это закончится. Ты знал, на что шел.
— Легкие деньги, так ты говорила. Только мы ничего не слышали уже несколько часов. Никаких инструкций, ничего. Мы не знаем этого мудака от Адама. Он сказал прыгать, а мы должны спросить — как высоко? А что, если нас оставили с носом? Что, если нас подставили? Что, если…
— Хорошо! — рявкает она. — Я поняла, но что ты предлагаешь?
— Я предлагаю просто выкинуть ее возле дежурного участка, пусть они с ней разбираются.
— И потерять деньги? Ни за что! Все зашло слишком далеко. Что скажешь, если мы подождем еще два часа? Еще пару часов.
— И что потом?
Хочет она того или нет, но Ханна чувствует, как проваливается в сон. Комната вокруг нее превращается в мир детских грез, и она почти спит, когда тетенька рядом мягко называет ее имя:
— Ханна? — Она теперь еще ближе, и до Ханны доносится неприятный запах ее дыхания. — Ты умеешь плавать, милая?
Ханна полусонно лопочет:
— Нет, я умею плескаться.
— Это же замечательно, — шепчет женщина. — Блестяще. А теперь тихо, дружок. Поспи немного. Возможно, через пару часов мы отвезем тебя к водичке.
— Водичка, — сонно повторяет Ханна. — Пойдем плескаться.