Он не знал, в чем это заключалось, и не было никакого способа узнать наверняка, пока не стало слишком поздно. Он опознал одного из команды. Ему нужно было опознать остальных.
Их опасения по поводу движения в многолюдном месте работали ему на пользу. Если он останется там, где есть люди, он помешает им осуществить свой план. Это заставит их импровизировать. Когда люди импровизировали, они совершали ошибки.
Он продолжал идти и считать, его взгляд скользил по каждому человеку, чтобы судить и оценивать. Он запоминал машины, которые проезжали мимо него. Никто не выделялся. Ни одно транспортное средство не проехало дважды. Они сдерживались, или другие были намного лучше, чем парень на автобусной остановке. Или оба.
Люди шли мимо. Он прошел мимо других. Улицы были переполнены людьми, но недостаточно, чтобы эффективно скрыть его, а постоянно меняющаяся масса лиц делала невозможным отслеживание потенциалов. Он мог сделать любое количество поворотов на менее оживленные переулки, но, возможно, именно этого они и ждали, чтобы начать действовать. С численно превосходящими силами нельзя было сражаться на открытой местности. У них было слишком много преимуществ.
Его лучший шанс был на близком расстоянии, где он мог их подстрелить. По одному. Но Виктор не хотел последствий еще одной кровавой бани в центре столицы. Лучше избежать угрозы, чем нейтрализовать ее.
Ему нужно было попасть в дом, куда-то, куда они не все могли последовать, но некоторые могли. Поблизости было множество баров и кафе, которые могли бы работать, но ему нужно было место, где не было бы слишком многолюдно.
Черно-золотая табличка сообщила ему, что он нашел то, что искал.
СЕМЬ
Виктор не был уверен, в чем разница между джентльменским клубом и стрип-клубом, но заведение, в которое он входил, рекламировало себя как первое. Громадный швейцар поприветствовал его, когда он вошел внутрь, и проводил его до будки. Там он заплатил прикрытие пожилой женщине, которая затем проинструктировала его о правилах этикета, заканчивая словами «Абсолютно никаких прикосновений».
Он кивнул и спустился по нескольким широким ступеням на этаж главного клуба. Было мало посетителей, так как был полдень. Танцорам было мало из-за отсутствия покровителей. Немногочисленная толпа идеально соответствовала требованиям Виктора.
Справа от него, почти во всю длину зала, тянулся широкий бар, за которым работал одинокий бармен-мужчина, который коротал время, отрабатывая трюки с шейкером. Слева от Виктора были двери, ведущие в комнаты отдыха, а другие отмечены только для персонала. В центре комнаты возвышалась U-образная сцена с пятью светящимися шестами, расставленными по ее длине через равные промежутки. Один танцор выступил под универсальную электронную музыку. Девять мужчин, сидящих вокруг сцены, как можно дальше друг от друга, были очарованы ее вялой рутиной и либо не замечали, либо не заботились о том, что на ее лице было выражение безучастной скуки. Светящийся ультрафиолетом сводчатый коридор вел от задней стены к приватной зоне для выступлений.
Помимо тех, что стояли по бокам сцены, по комнате стояла дюжина круглых столов с четырьмя стульями на каждом. Четыре стола были заняты одинокими мужчинами, опять же, на максимально возможном расстоянии друг от друга. Танцоры сопровождали троих из этих мужчин.
Музыка была относительно тихой, потому что легче было убедить человека расстаться со своими деньгами, когда он действительно мог слышать. Стулья были обиты леопардовым узором, а на стенах в замысловатых позолоченных рамах висели огромные репродукции обнаженных женщин. Освещение было приглушенным, чтобы создать соблазнительную атмосферу и скрыть недостатки танцоров. Цель, казалось, заключалась в заведении высокого класса, но клуб, в котором мужчины платили за то, чтобы женщины снимали с себя одежду, мог достичь только такого класса.
Виктор знал, что выглядит неуместно. Мужчины в костюмах были на работе. Мужчины, которые посещают стриптиз-клуб в два часа дня, не знают разницы между однобортным и двубортным. Если бы он знал заранее, что будет оперировать здесь, то выбрал бы свой наряд, чтобы лучше гармонировать с ним. Но это не имело значения. Ему не нужно было убеждать тех, кто уже был в клубе, что он принадлежит этому клубу.
Вблизи бармен выглядел достаточно взрослым, чтобы покупать алкоголь, но на просьбу Виктора дать апельсиновый сок он ответил голосом, похожим на рев гризли.
С его позиции в баре вход в клуб был вне поля зрения Виктора. Он не хотел давать никому, кто следовал за ним, намек на его бдительность. Ему не нужно было видеть, как кто-то спускается по ступеням, чтобы знать, преследовали ли его. Когда он вошел, в комнате было четырнадцать мужчин — девять сидели вдоль сцены и четверо за столами, плюс бармен — и не было напитков на пустых столиках, принадлежащих мужчинам в комнате отдыха или наслаждающихся приватным танцем.
Он заплатил за свою выпивку и отнес ее к столу, поставленному у задней стены, откуда он мог наблюдать за остальной частью комнаты. Это был базовый протокол, и любая тень, которая последовала бы за Виктором, ожидала бы, что он проявит самый элементарный уровень предосторожности. Неспособность сидеть с таким видом только вызовет подозрение у тени. Команда не состояла из семи или восьми человек, если тот, кто их послал, не чувствовал, что эти цифры нужны. Они знали, кто он такой. Они знали, с кем имеют дело.
К тому времени, когда Виктор сел, в комнату не вошел никто новый. Стул был прочным и удобным. У него был беспрепятственный обзор ступенек. Наверху, за стеной, стояли женщина и швейцар в прихожей.
Один из танцоров провел небритого молодого парня со своего места через комнату в освещенный ультрафиолетом коридор. Парень не смог сдержать улыбку с лица.