— С этим все хорошо?
— На сто процентов, — решительно говорю я. — Просто надеюсь, в какой-то момент она научится мне доверять.
— Научится, лапочка, — говорит он, глядя в окно, когда мы едем по мосту. — Мы все со временем приспосабливаемся.
Вскоре мы приближаемся к дому мамы, и я подъезжаю к обочине.
— Прекрасное место, — говорит Лаклан, выходя из машины и глядя на дом. В сумерках этого не скажешь, но по его голосу можно сказать, что он впечатлен.
— Раньше здесь было по-настоящему красиво, — говорю я, мой голос приглушен, пока я открываю низкие ворота во двор. — Во всяком случае, когда я здесь росла.
— Он по-прежнему красив, — говорит он. Наклоняется и берет меня за руку и держит ее, слегка пожимая. Его сила наполняет меня, стирая печаль и воспоминания о времени после.
Мы идем вверх по ступенькам, держась за руки, я и мой зверь, и до того, как у меня появляется шанс постучать, дверь открывается и мама высовывает голову наружу.
Она всматривается в меня лишь секунду, прежде чем ее глаза дрейфуют к Лаклану. И расширяются. Она осматривает его с головы до ног, и я не могу сдержаться и следую ее примеру. Должно быть здорово когда тебя вот так рассматривают две дамы.
К счастью, Лаклан само очарование. Он вежливо улыбается и слегка кивает ей.
— Мама, — говорю я ей.
Она едва смотрит на меня.
— Этот мужчина? Этого мужчину ты привела домой?
Я оглядываюсь на Лаклана, и он встречает мой взгляд с полуулыбкой на губах, приподнимая брови.
— Ну…— говорю я ей, но она грозит мне пальцем, чтоб я заткнулась. По крайней мере, она ведет себя не так слабо, как звучала по телефону.
— Этого мужчину ты привела домой, — говорит она снова, оставляя дверь и подходя к Лаклану. Он отпускает мою руку, чтобы предложить ей. — И почему ты никогда не привозила его раньше?
Я смеюсь с облегчением.
— Прости, мама. Он вроде как новый.
— И я отчасти очарован вами, — говорит Лаклан, целуя тыльную сторону ее ладони, его глаза улыбаются. Обалдеть! Я никогда прежде не видела его настолько совершенно очаровательным, и, судя по виду мамы, могу сказать, что она тоже под впечатлением.
— О, — говорит она, глядя на меня с широкой улыбкой. — Кайла, ты очень, очень правильно сделала.
— Я знаю, — говорю ей. — Но мама, ты его смущаешь.
— Ерунда, — говорит Лаклан, отводя плечи назад, от чего выглядит еще выше и больше рядом с моей маленькой мамой. — У меня нет проблем с тем, чтобы услышать, что я превзошел ваши ожидания.
Я ухмыляюсь ему и хватаю за руку.
— Давай-ка зайдем внутрь, прежде чем твое эго увеличится до таких размеров, что не сможет пролезть в дверь.
Мы заходим в дом, и мама настаивает на экскурсии для Лаклана. Она берет его за руку, и он следует за ней, очень любезный и внимает каждому ее слову, улыбается в ответ на ее улыбку. От такого у меня на глазах выступают слезы, слезы, которые я быстро вытираю. Даже Кайл не вел себя так, так внимательно, с таким участием, а он ведь собирался на мне жениться.
Пока они идут исследовать остальную часть дома, я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с гонкой в груди, и направляюсь на кухню, посмотреть, что я смогу приготовить на ужин. Я слышу, как они идут по лестнице. Их шаги, тяжелые, длинные Лаклана и короткие, быстрые мамины идут по коридору в комнату братьев, потом в мою спальню, где, я уверена, мама рассказывает Лаклану про меня все смущающие истории.
Затем они идут в спальню моих родителей, и я не знаю, что мама говорит ему, должно быть что-то об отце, и мне вдруг становится больно. Больно. Острая боль достаточно сильно колет мою грудь, и мне приходиться опереться на холодильник и в течение нескольких минут попытаться дышать.
— Кайла? — я слышу Лаклана, а потом он оказывается рядом, пальцы пробегаются по моему лицу, руки ложатся мне на предплечья. — Что случилось?
Я качаю головой, держа глаза закрытыми.
— Все хорошо, — говорю я.
— Кайла, — кричит мама, и я слышу ужас в ее голосе. Последнее, чего я хочу, чтоб она беспокоилась обо мне, когда нет ничего плохого. Просто мое собственное проклятое беспокойство, мои собственные демоны овладевают мной.
— Я в порядке, — еще раз говорю я, громче на этот раз, делая вдох через стиснутые зубы. — Правда. Это просто судорога. Немного болит в боку.
— Может быть, тебе стоит позволить дать мне приготовить ужин, — говорит мама. Я открываю глаза и вижу, как они с Лакланом вглядываются в меня, и лишь этот взгляд, практически комичный, дает мне силы отбросить все плохое.
— Нет, нет, нет, — выпрямляясь, говорит Лаклан, но не отпускает мою руку. — Миссис Мур, идите, садитесь. Кайла садись со своей мамой. Я все приготовлю.
Я не говоря ни слова, смотрю на него.
— Ты сделаешь это?
— Конечно, лапочка, — говорит он, быстро целуя меня в лоб. Когда он отодвигается, его хитрые глаза посылают мне сообщение. — Иди, побудь с мамой, — тихо говорит он мне.
Я ошеломленно киваю.
— Что ты собираешься делать? — слабым голосом спрашиваю я, когда мама направляется в гостиную, поглядывая на меня через плечо.
— Иди, побудь с мамой, — повторяет он, и я чувствую в его голосе странную настойчивость, заставляющую мое сердце сделать еще пару кувырков в неправильном направлении. — Я разберусь со всем, хорошо?
Я разворачиваюсь и иду в гостиную, сажусь на диван, а мама устраивается в своем кресле, протягивая руку к спицам. Она в хорошем настроении, хотя тайком поглядывает на меня, когда я включаю телевизор и щелкаю каналы, пытаясь найти то, что ей понравится. Вот оно. Теория большого взрыва.
Но она не обращает на телевизор внимания. Она полностью сосредоточена на мне.
— Ты в порядке? — спрашивает она меня.
— Да, да, — отмахиваюсь я. — А ты в порядке?
Она слегка вздыхает, глядя вниз на свои спицы и, кажется, на какой-то момент теряется в своем собственном маленьком мирке. Наконец, она говорит:
— Я… сегодня не очень хорошо себя чувствовала. Устала. И голова кружится.
Проглатываю комок в горле.
— Мам. Когда ты чувствуешь подобное, ты же знаешь, тебе надо позвонить своему врачу.
Она качает головой.
— Нет, все в порядке. Это называется стареть, Кайла. — Она смотрит на меня всезнающим взглядом. — Почему ты не сказала мне, что он придет?
Хоть ее голос и тихий, кухня совсем рядом, и я знаю, Лаклан может нас услышать. Кажется, от него ничего невозможно скрыть.
— Все решилось в последнюю минуту, — говорю я, пытаясь вести себя легко. — Надеюсь, все в порядке?
— Конечно это хорошо, Кайла, солнышко, — говорит она, улыбаясь от уха до уха, слегка подпрыгивая в кресле. — Хорошо, потому что я никогда до этого не видела тебя такой счастливой.
На этих словах мои глаза порхают на кухню. Лаклан достает кастрюли из шкафа и смотрит на меня. Я не могу прочитать выражение на его лице, но, по крайней мере, знаю, он слышал, что я выгляжу счастливой.
Я счастлива.
Чувствую, как мои щеки заливает теплом, потому что я не могу игнорировать правду. Я счастлива.
Безумно.
Катастрофически.
Я прерываю наши гляделки и пытаюсь сосредоточиться на Пенни и Шелдоне в телевизоре. Боже, как же я ненавижу это шоу.
— Где ты его нашла? — спрашивает мама.
— Он кузен Брэма и Линдена. Помнишь мужа Стефани? Его кузен.
Она кивает.
— Мне всегда нравилась Стефани.
— Да, мама, я знаю. Дочка, которой у тебя никогда не было.
— О, я говорю так лишь потому, что знаю, как много она для тебя значит. Я была очень счастлива увидеть, что она, наконец, остепенилась. Теперь это может случиться и с тобой.
О Боже. Господи, нет.
Я оглядываюсь, надеясь, что Лаклан занят, что он вообще нас не слышит. Но нет. Я прошу слишком много. Он стоит прямо там, смешивая что-то в миске, и эти яркие, изучающие глаза всматриваются в мои.
Я отрываюсь от него.
— Этого не случится, — говорю я маме, может быть тверже, чем мне хотелось. — Лаклан в воскресенье уезжает.