Я беру Лаклана за руку, и он не вырывается. Его походка немного неловкая, но мне удаётся провести его вокруг отеля и довести до нашей комнаты.
Он идёт прямо к кровати, падая ничком.
Я закрываю дверь, выключаю свет и спускаю Эмили с поводка, прежде чем иду к нему и стучу по плечу.
— Ты не можешь спать в одежде, — говорю я ему.
Он ворчит.
— Тогда раздень меня.
— Ты весишь буквально тонну, — говорю ему, пытаясь подобраться под него, чтобы расстегнуться рубашку.
— Преувеличение, — бормочет он.
Я шлепаю его по заднице.
— Просто, пожалуйста, сядь.
С тяжелым вздохом ему удаётся сесть. Я быстро стягиваю с него рубашку, его подбородок достаёт до его груди, прежде чем он падает на кровать, создавая незначительное землетрясение на матрасе. Я поворачиваю его на бок и стягиваю с него штаны, на этот раз совсем не сексуально.
— Как ты умудрился так напиться? — спрашиваю я, даже не уверенная, что он меня слышит.
Он глотает несколько раз, глаза все ещё закрыты, и говорит.
— Я не пью много.
— Точно, Регби, — говорю я.
— Нет, — говорит он, немного качая головой. — Я просто не должен. Мне слишком это нравится. Мне это слишком необходимо. Как и много других вещей. Плохих вещей. И тогда я становлюсь бесполезным. Знаешь, раньше это уже уничтожило меня.
Я замираю от этой информации, случайно вылетающей из его рта, затем стягиваю с него штаны, прежде чем развязать ботинки.
— Я вижу, — в конце концов, говорю я.
— Ты хотела правду, вот она правда. У меня много истин. Это одна из них.
Я бросаю его ботинки на пол и кладу руку ему на плечо.
— Что ж, спасибо, что сказал мне правду, — серьёзно говорю я.
Но он не отвечает, вместо этого из его рта вырывается громкий храп. Странно, что после всего, что он только что сказал и сделал, я все ещё нахожу его и его губы чертовски аппетитными.
Я вздыхаю, натягиваю футболку и залезаю в постель рядом с ним, моя спина прижимается к его спине.
— Спокойной ночи, — говорю я ему, натягивая одеяло на нас обоих.
Он крепко спит.
Вот прошёл и ещё один день.
Глава 16
ЛАКЛАН
Я просыпаюсь ощущая себя абсолютным мудаком.
Моя первая мысль - сожаление. Не только от того, как я себя чувствую, а от того, что я мог сделать. Я знал, пребывание в компании с постоянным доступом к вину для меня рискованно, но я не захотел сказать нет. Не захотел, чтобы казалось, что я не могу с чем-то справиться.
Но теперь она знает. Она могла понять это, и когда я рассказал ей, она не выглядела удивленной. Что одновременно и хорошо и плохо. Плохо, потому что я не уверен, насколько все это бросалось в глаза. Хорошо, потому что она вела себя так, будто ее это не беспокоит.
Если только она не была хорошей актрисой. С Кайлой об этом трудно судить. Часть ее хочет открыть душу, а другая часть всегда пытается все скрыть.
Звук открывающейся двери патио, словно терка для сыра в моем мозгу. Я осторожно открываю глаза и вижу, как внутрь заходит Кайла с Эмили на поводке.
Она замечает, что я проснулся и ласково улыбается мне, закрывая дверь.
— Доброе утро, — мягко говорит она, отстегивая поводок Эмили. Собака сразу же прыгает на кровать и начинает лизать мне нос. Я хочу повернуть голову, но движение слишком болезненное. Дерьмо, не могу вспомнить когда у меня последний раз было похмелье, и мое тело сделает все, чтобы обеспечить мне максимальное наказание.
— Привет, — квакаю я, желая, чтоб мой голос не звучал таким слабым.
И мне так хочется, чтоб она не выглядела такой чертовски красивой, свет, проникающий сквозь прозрачные шторы, освещает ее сзади словно ангела. Она подходит ко мне, одетая в очередной сарафан, который хочется сорвать с неё, волосы убраны назад в конский хвост и на ее свежем, светящемся личике нет ни следа макияжа.
Что-то во мне сочувствует ей. Как неприятный порез в сердце, медленная смертельная кровоточащая рана. Мне больно смотреть на неё, зная, что я уйду. Эта мысль перекрывает другую боль, ту, что в моей голове. Не удивительно, что я пил прошлой ночью. Подобное произошло не только из-за давления остальных. Речь шла об облегчении давления в груди, того, которое медленно растёт всю неделю, кирпичик за кирпичиком.
Я сглатываю, облизывая губы, когда она кладёт мягкие, прохладные пальцы на мою щеку. Закрываю глаза, вдыхая ее запах, позволяя ее прикосновения успокоить меня.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она. Я открываю глаза и вижу, что она присела на один уровень со мной, и смотрит на меня этими тёплыми, тёмными глазами.
Завтра я не увижу эти глаза.
Как я себя чувствую?
Я не в порядке.
Прошло уже очень много времени с тех пор, как я был с девушкой, которая была мне небезразлична, и даже тогда это чертовски напугало меня. Все кончилось плохо для нас обоих. Я допился до реабилитационного центра, а она в ужасе убежала подальше.
Все это, чтобы там ни было между нами, не должно было происходить вот так. Мне следует вернуться обратно в квартиру, собрать вещи, позвонить Алану, нашему тренеру, договориться о встрече с моим братом Бригсом, когда я сойду с самолета. Я должен готовиться к возвращению к моей старой жизни, той, которую я на шесть недель поставил на паузу.
Вместо этого я беспомощно лежу в постели, потерявшись в женщине, которую не знаю, желая узнать ее получше.
Что за чертов бардак.
— Ты не хочешь узнать, как я себя чувствую, — говорю ей.
— Так я и думала, — говорит она, целуя меня в лоб. Это словно заряд для моего сердца.
Она встаёт и идёт в ванную, пока я изо всех сил пытаюсь сесть. Мне, нахрен, нужно очнуться и пробиться сквозь это дерьмо, или мой последний день с ней пропадет даром. Затем она выходит, в руках стакан волы и две таблетки ибупрофена.
— На, выпей, — говорит она, и садится на диван напротив кровати, чтобы наблюдать за мной.
Я делаю, как она велела, проглатываю их, пока она с беспокойством поглядывает на меня.
— Расскажи мне, — неожиданно говорит она, указывая на льва на моей руке. — О льве.
От удивления моя голова откидывается назад, лишь добавляя боли. Вздрогнув от боли, я прикрываю один глаз.
— Сейчас?
Она складывает руки на груди.
— Прошлым вечером мне пришлось отвести тебя в кровать. Думаю, я заслужила объяснение.
Я хмурюсь.
— Не уверен, что татуировка ответит на твой вопрос. Какой у тебя вопрос?
— Лев, — говорит она. — Когда ты ее сделал? Что она значит?
— Почему? — осторожно спрашиваю я.
— Потому что ты всегда смотришь на неё.
Мои глаза расширяются, и меня ударяет волной смущения.
— Я так делаю? — Черт, никогда не замечал.
— Время от времени, — говорит она. — Ты может и не замечаешь, но это одно из многих мест, куда смотрят твои глаза.
Я с шумом выдыхаю. Она въелась мне в кожу, как татуировка. Я мог бы открыть для неё ещё одну страницу. Мог бы дать ей ещё один мимолётный взгляд внутрь. Если я уеду, она не сможет бросить их обратно мне в лицо. Страницы просто порхнут на землю.
— Хорошо, — говорю я, протягивая вперёд своё предплечье, для нее, чтобы лучше видеть, для меня, чтобы помнить. — Это Лионель. Не моя собака. Мой лев. Я сделал это тату в шестнадцать. Тогда я уже жил с МакГрегорами, но... — я останавливаюсь, задаваясь вопросом, как я могу объяснить подобное кому-то, кто никогда с таким не сталкивался. — Когда ты растешь в приюте, когда нет никого, кто бы любил тебя, заботился о тебе, думал о тебе, тогда ты цепляешься за все красивое в мире. Лионель был мягкой игрушкой, подаренной мне на день рождение. В тот же самый день, когда мать отдала меня.
Я неохотной смотрю ей в глаза и не вижу там никакой жалости. Мои слова тронули ее, будто она жила так, как я тогда. Я тяжело сглатываю и продолжаю.