Я хочу быть там, особенно сейчас, особенно с этой великолепной, замечательной женщиной, которой я так ужасно не достоин.
Но я этого не делаю. С трудом, но я качаю головой, отказываясь от напитка. Мы идём в машину и едем дальше. Ветер поднимается, пригоняя с побережья серые облака и покрывая все туманом. Из-за него все ослепляющее зеленоватое.
Дому Джессики и Дональда лет триста и выглядит он соответствующе. Каменный забор разрушается, несколько крупных булыжников не обвалились лишь благодаря мне и моей предрасположенности бегать вдоль него когда я был моложе. По бокам дома растёт уходящий вверх плюш, и хотя сад Джессики, как всегда, ухожен, подсолнухи на южной стороне уже почти доросли до талии.
— Боже мой, — говорит Кайла, поднося руки к груди, когда мы останавливаемся у железных ворот. — Он словно дом из фильма. Ты вырос здесь?
— Ага, — говорю я ей. — Он не особо изменился.
— Как в сказке.
В груди что-то сжимается. В то время как паб навевает в основном приятные воспоминания, может потому, что я всегда был там с приятелями, дом содержит другие. Это и мой первый настоящий дом с тех пор, как меня отдали на усыновление, и так же это место где я чувствовал себя особенно недостойным. Он вмещает то время, когда моя жизнь начала катится вниз лишь по моей собственной вине.
Господи. Надо было мне всё-таки выпить тот сидр.
До того, как я могу окунуться во все это ещё глубже, передняя дверь, всегда окрашенная в ярко-красный, открывается и, махая нам рукой, выходит Джессика, с Дональдом.
— Лаклан, — зовёт меня Джессика своим певчим голосом. Она одета во все чёрное, веря, что это сделает ее стройнее, хотя она всегда была достаточно худой. Ее седые волосы прямые и блестящие, на ней всего лишь пара драгоценностей и, похоже, немного косметики. Дональд выглядит, как всегда, стильно в своей обычной жилетке, руки засунуты в карманы, и на нем очки, подчеркивающие его проницательные глаза. Мои приёмные родители одни из самых шикарных и умных людей, которых я когда-либо встречал. Я часто задаюсь вопросом, как они вообще решились принять меня.
Я быстро приветствую их, обнимая обоих, прежде чем гордо показываю им Кайлу.
— Джессика, Дональд, это Кайла, — говорю я им. Хоть я несколько дней назад и упоминал, что привезу девушку, не думаю, что они оправились от шока, потому что оба выглядят опешившими.
Наконец, Джессика качает головой.
— О, она милая, — говорит она, притягивая Кайлу в объятие. Когда она отстраняется, то держит ее за плечи на расстоянии вытянутой руки и всматривается в неё. — Где ты нашёл такую прекрасную девушку? И ту, которая захотела проделать такой путь сюда с таким, как ты? — добавляет она, издеваясь надо мной, как делает обычно.
Кайла краснеет. Мне нравится, когда она, вся такая уверенная в себе, всегда принимает комплименты с чувством неверия, будто никогда не слышала, насколько красива, будто вообще впервые слышит подобное. И это заставляет меня хотеть говорить эти слова снова и снова и снова, пока она не поверит в них. Если бы только она не выглядела так чертовски великолепно, когда краснеет.
— Очень приятно с вами познакомиться, — говорит Кайла. — Я столько о вас слышала.
Я поднимаю брови. На самом деле я редко говорил о них, но, кажется, было правильным сказать подобное, потому что Джессика выглядит довольной.
— Это так? — спрашивает она, посылаясь мне вопросительный взгляд. — Надеюсь, хорошее.
— Всегда, — говорю я, и к нам, протягивая руку, подходит Дональд.
— Рад видеть тебя здесь, — говорит он ей. — Как тебе Шотландия?
— Мне все здесь очень нравится — говорит она. — Будет трудно возвращаться домой.
Если бы я был бесчувственным, эти слова не ранили бы так, как ранят. Она кажется тихой после сказанного, улыбка застыла на губах, почти слишком понимающая. Несколько дней назад она сказала мне, что нам не следует упоминать о ее отъезде, и мы замяли это, живя в блаженстве секса и неги, делая вид, что дни бесконечны и время существует для всех, кроме нас.
— Что ж, просто оставайся здесь столько, сколько хочешь, — мягко говорит Дональд, кладя руку ей на плечи и проводя в дом. — У нас есть для тебя прекрасная чашечка чая.
Как только он заводит ее внутрь, Джессика хватает меня за руку и притягивает ближе.
— Я просто хотела сказать, — говорит она тихо, глаза светятся, — я не знала чего ждать, когда ты сказал, что приедешь с девушкой. Не хочу делать из этого грандиозное событие. Я очень хорошо знаю тебя, Лаклан, — я нахмуриваюсь, и она продолжает, — Ты никогда не любил проявлять чувства. Но просто хочу сказать, я так за тебя счастлива. Она кажется очаровательной и она красива.
Я с трудом сглатываю.
— Спасибо, — грубовато говорю я, но больше ничего не добавляю.
— Она хорошо к тебе относится?
Я быстро улыбаюсь ей.
— Да. Хорошо.
Она похлопывает меня по спине, довольная этим, и мы идём внутрь в гостиную, где Дональд наливает Кайле чашечку чая. Я сажусь на своё обычное место, старинное, обитое тканью кресло, которое Джессика всегда хотела выбросить потому что оно потерлось в некоторых местах, но я убедил ее оставить его. Они всегда были очень состоятельными и любили демонстрировать это утончёнными способам. Джессика предпочитала уют, но не настолько, чтобы терпеть рваную мебель. Кресло единственное, с чем я чувствовал связь, как бы безумно это не звучало. Когда вы сирота, вы ищите комфорт в любом месте, где можете найти.
Пока Джессика возиться с едой, доставая песочные коржики и булочки и расставляя их на столе с изящным бело-розовым фарфором, Дональд спрашивает Кайлу из Сан-Франциско ли она и потом принимается болтать о городе. Дональд рано начал работать в области финансов и по долгу службы часто ездил по всему земному шару. Родившись в бедной семье, он всего добился сам, и это одна из причин, почему я так восхищаюсь им. Другая причина - когда была необходимость, он держал меня в ежовых рукавицах.
— А твоя работа? — спрашивает Дональд, откусывая кусочек коржика, что приводит к падению крошек на ковёр. Джессика издаёт добросердечный цокающий звук и пододвигает к нему тарелку, чтобы больше подобного не повторялось.
И тут я вижу, как Кайла запинается. Она поджимает губы, и знаю, пытается придумать правильный ответ. Наконец она говорит:
— Я работаю в еженедельной газете. The Bay Cara Weekly. В рекламе.
— А, — поправляя очки, говорит Дональд. — Это должно быть очень интересно.
Кайла смотрит на меня и потом произносит:
— Нет. Совсем нет. — Она издаёт сухой смешок, пожимая плечами. — Я всегда хотела быть журналистом, действительно писать статьи, но такое чувство, сколько бы я не пыталась, туда мне не пробиться.
Я прочищаю горло.
— Ну, на самом деле Кайла написала блестящую статью обо мне и Брэме и его трудах, связанных с размещением малообеспеченных слоёв населения.
— Да, — говорит Кайла, медленно кивая. — К сожалению, не думаю, что у меня снова будет подобный шанс. Она даже мне не зачтется. Она подписана другим человеком.
— Что за чепуха, — говорит Дональд, легонько хлопая по колену и пытаясь говорить без вылетающих повсюду крошек. В этих отношениях все изящество принадлежит Джессике. — Что ты сделала?
— Ничего. В смысле я жаловалась, но редактор меня не послушал. Никто не послушал.
— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы писать на стороне, может, бесплатно для начала? — Говорит он, глядя на неё через очки. — Создай портфолио и репутацию, отточи мастерство. Затем начни подыскивать работу, где тебе будет платить за то, что ты пишешь.
Мне всегда хотелось быть родным сыном Дональда, хотя бы ради того, чтоб эти мозги передались мне. Родиться от наркоманской крови всегда то еще преимущество.
— Точно, Дональд, — говорит Джессика. — Отличная идея. Почем бы тебе не начать писать о путешествиях? Ты здесь, может быть Лаклан мог бы показать тебе какие-то не очень известные уголки нашей страны, о которых никто не писал. — Она указывает на меня чашкой чая. — Или еще статья об организации. Даже для гала на следующей неделе. Вы могли бы помочь друг другу.