Даже если Бригс высокий, сильный мужчина, он легко отодвигается, когда я отталкиваю его в сторону.
— Не скажешь мне, и тогда я проверю каждый паб в округе. — Я смотрю прямо на него. — Я люблю твоего брата, хорошо? И не собираюсь позволять ему делать это с собой.
Он смотрит вверх, размышляя.
— Отлично, — говорит он. — Я иду с тобой.
Мы с Бригсом идём на улицу, солнце уже за домами, создает туманный, золотой цвет. Люди выгуливают собак, смеются, и трудно поверить, что мы ищем Лаклана, мужчину очарованного темнотой, который вообще не может видеть солнце. Мое сердце болит, стуча с перебоями, пока я продолжаю представлять самые худшие сценарии. Знаю, прошло не так много времени с тех пор, как он ушёл и может быть, возможно, он в настроении послушать.
Если мы вообще сможем найти его.
Потому что его нет в первом пабе, в который меня привёл Бригс.
Нет и во втором, и в третьем.
Он не отвечает ни на смс, ни на звонки.
И теперь я вижу, Бригс действительно начинает беспокоиться, линии в уголках глаз углубляются. Эдинбург большой город, полный пабов и людей, ищущих неприятности. Даже так, мы несколько часов ищем по разным района, прежде чем решаем вернуться обратно из Старого города, вверх по Дандас стрит. Солнце уже давно нет, и повсюду тьма.
Все это время я едва чувствую что-то за исключением нехорошего предчувствия в груди, губы пересохли и искусаны от волнения. Я продолжаю говорить себе, что Лаклан взрослый человек, он знает, что делает, он, вероятно, в порядке и продолжаю повторять это себе снова и снова. Наконец, у меня не остаётся никаких мыслей, я просто с паникой двигаюсь дальше.
— Может, он вернулся в квартиру, — говорю я Бригсу, когда мы поворачиваем на нашу улицу.
Он молчит в ответ.
Но, когда мы поднимаемся по лестнице к входной двери, она уже открыта.
— Привет? — спрашиваю я, легонько толкая ее. Я ожидаю, что сейчас выбегут собаки, но их нет. Бригс шагает передо мной, на случай, если мы попали в засаду к грабителю или что-то подобное.
— Лаклан? — говорит он и мы слышим движение на кухне.
Мы оба идём через столовую и выглядываем из-за угла. Лаклан сидит за кухонным столом, голова опущена назад, глаза закрыты, кулак вокруг бутылки виски. У его ног под столом Лионель и Эмили, смотрят на нас вверх большими глазами. Лионель разок мягко стучит хвостом.
— Эй, — говорит Бригс, подходя к нему и вытаскивая стул. Он наклоняется, пытаясь заглянуть ему в лицо, привлечь его внимание. — Мы искали тебя.
Лаклан что-то ворчит и кулак вокруг бутылки сжимается. Но все ещё не открывает глаза.
Бригс смотрит на меня, на лице вопрос. Не уверена, что он знает что делать, что будет дальше. Я тоже не уверена, но пока он смотрит на меня, Лаклан поднимает подбородок, лишь на дюйм, и смотрит прямо на меня.
Его глаза пугающие. Налитые кровью и такие чертовски холодные и суровые, такое ощущение, что они сделаны из стали.
Я пытаюсь смягчить выражение лица, дать понять, что беспокоилась о нем, сказать ему, что все в порядке, даже если это не так.
Кажется, это не работает. Он на мгновение фокусирует взгляд на Бригсе, и, клянусь, собирается сломать бутылку пополам. Затем снова смотрит вниз, ноздри трепещут, и закрывает глаза.
В конце концов, Бригс встаёт и подходит ко мне, наклоняясь к моему уху. Лаклан снова смотрит на нас. Я не узнаю в нем своего парня. Это животное из другой ночи, но намного, намного хуже.
— Хочешь, чтобы я остался? — шепчет мне Бригс.
Я не боюсь Лаклана. Отказываюсь бояться. Я смогу справиться с ним когда мы вдвоём. У меня такое чувство, что, возможно, присутствие Бригса заставляет Лаклана напрягаться и уходить на тёмную сторону.
— Я в порядке, — говорю я Бригсу. Быстро добавляя: — спасибо тебе.
Он кивает и хлопает меня по плечу, прежде чем покинуть комнату.
— Позаботься о ней, Лаклан, — говорит он, и проходят самые длинные и тяжёлые секунды, пока я не слышу, как закрывается дверь.
Я выдыхаю, словно все это время задерживала дыхание. Теперь есть лишь он и я. Я стою у двери на кухню, он сидит за столом. Его костяшки все ещё белые от того, как сильно он сжимает бутылку. Не могу сказать, сильно он пьян или немного. Он кажется совершенно разумным и если бы не полупустая бутылка, я бы вообще не подумала, что он пил. У него суровый взгляд, впрочем, как обычно, кажется принимающий все с пугающим количеством ясности.
Я подхожу к столу и сажусь напротив, кладя руку ладонью вверх, отчаянно нуждаясь в его прикосновениях, поцелуе его губ.
— Поговори со мной, — говорю я ему.
Он смотрит мне в глаза, и я не могу ничего прочитать в них.
— Пожалуйста, — умоляю я. — Лаклан. Бригс рассказал мне, что случилось на тренировке. Мне так жаль, это была не твоя...
— Бригс сказал тебе, — неразборчиво говорит он, вот теперь я слышу алкоголь в его голосе.
— Да. Он объяснил. Он беспокоится.
Он кивает, злость искажает его губы.
— Я вижу.
— И мы беспокоились о тебе, когда ты просто взял и сбежал.
Он поднимает брови, один глаз прикрыт.
— Да неужели. Почему?
О Боже, как бы сказать поделикатней.
— Помнишь один вечер в баре? Я не хотела, чтоб это случилось снова.
Он так сурово смотрит на меня, что я отодвигаюсь.
— Ты нихера не понимаешь, да?
Кулак сжимает мое сердце.
— Я пытаюсь, — тихо говорю я.
— О, ты пытаешься, — говорит он, поднимаясь с места и поворачиваясь, кладя руки за голову. Он немного наклоняется влево, практически падая, но держится. Господи, да он пьян. — Ты пытаешься. Это вот так ты пытаешься?
Кухня словно наполняется зыбучим песком и все медленно начинает вращаться, стремясь к центру, и тонет. Я чувствовала себя беспомощной и безнадежной до этого, бродя по улицам и тщетно ища его. Но теперь, когда он здесь, в безопасности, чувство такое же сильное.
Я не знаю что сказать или что сделать. Как будто он говорит о чём-то случившемся с кем-то ещё, не со мной.
— Я что-то сделала не так? — спрашиваю я.
Внезапно он оглядывается, берет бутылку и бросает ее в противоположную стену, крича:
— Бл*дь! Ты нахрен сама-то себя слышишь?
Собаки выбегают из под стола, стекло разлетается по полу. Я где-то слышу стук отбойного молотка, но понимаю, это лишь сердце стучит моих в ушах. Смотрю, как виски стекает по стене, и за шоком часть меня рада, что он не может выпить остальное.
Я теряю дар речи. Застываю. Могу лишь смотреть на него, желая чтоб все это был дурной сон, желая, чтобы он был кем-то другим. Я хочу, чтоб мужчина, которого я люблю, вернулся.
— Что, теперь нечего сказать, да? — кричит он на меня, слюна вылетает изо рта, лицо красное до висков. — Спорим, ему ты наговорила массу всего.
Я беззвучно качаю головой.
— Ему?
— Моему братику, — иронизирует он.
У меня ум за разум заходит от попыток понять его.
— Бригс? А что с ним?
— Конечно, конечно, — говорит он, направляясь к холодильнику и дёргая дверь. Пивные бутылки, которых раньше там не было, гремят, и он хватает одну, открывая с сердитым поворотом.
— Это они всегда и говорят. Всегда ложь, гребаная ложь, — невнятно произносит он. — Я думал, ты лучше.
— Лаклан, — я повышаю голос. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Думаешь, я не знаю ложь, которую он распространял обо мне? — Он бормочет так неразборчиво, что я едва могу понять его. Садится и заливает половину бутылки себе в глотку.
— Пожалуйста, — беспомощно говорю я. — Просто успокойся и мы сможем поговорить как разумные взрослые люди. Просто объясни мне, что ты имеешь в виду.
Он сердито качает головой, подначивая неприятной улыбкой.
— Ты такая же, как и все остальные. Ждёшь пока кто-то облажается, так что ты можешь отшвырнуть его и перейти на кого-то ещё. Я это знаю. Знаю его и знаю тебя, и у меня никогда, с самого начала не было вашей любви. Ни от одного из вас.
Он предполагает то, что я думаю?
Если так, то это безумие. Он безумен.