Пока я направляюсь обратно, мне страшно, что он все ещё там, все ещё злой, все ещё тот ужасный человек, которого я ненавижу. Сказанные им слова эхом отдаются у меня в голове, незнакомый, чужой, бездушный взгляд его глаз. Каждое воспоминание ударяет меня, словно нож для льда, равнодушно, резко и глубоко.
Но к счастью, когда я захожу в квартиру, не вижу никаких признаков его присутствия, пока не захожу в спальню. Он спит, растянувшись на кровати и громко храпя. Обычно я бы принесла ему воды и ибупрофена от похмелья, но сегодня, что ж, сегодня он может идти нахрен, и если он проснётся чувствуя себя как дерьмо, то хорошо, он заслужил подобное и даже хуже.
Не могу представить себе, как можно делить постель с существом, которым он стал, так что я переодеваюсь в ночнушку и ложусь на диване. Лионель сворачивается в ногах, Эмили на ковре подо мной. Их присутствие утешает, но его не достаточно.
Я пытаюсь не заплакать снова, но в этот момент практически невозможно отключить эмоции. Моего чёрного сердца уже давно нет, а это новое бьется в агонии. Единственное хорошее в рыдании то, что оно работает так же хорошо, как и снотворное и проходит немного времени, прежде чем я засыпаю.
Я ненадолго просыпаюсь в темноте, возможно в середине ночи, чтобы увидеть тень Лаклана у подножия дивана.
Я задерживаю дыхание, выжидая.
Он кладёт толстое одеяло на меня, укрывая.
Затем поворачивается и ковыляет обратно в спальню.
Я натягиваю одеяло на плечи и закрываю глаза.
Глава 25
ЛАКЛАН
Чувство вины это не эмоция.
Это живой, дышащий организм. Другой человек, живущий внутри вас, иногда кричащий так громко, что вам хочется содрать кожу и позволить ему уйти.
Но вы не можете.
И вы не в силах сделать ничего, чтобы заставить его замолчать.
Абсолютно ничего.
Есть вещи, которые, как вы думаете, помогут вам.
Порочные, прекрасные вещи.
Секс.
Наркотики.
Алкоголь.
Они все поют вам свои сладкие песни, надеясь, что вы не распознаете зло под ними. Они - искусительница, обещающая облегчить вашу боль, обещающая мягкие, тёплые объятия. Они обещают вам мир.
И они приносят его. Они всегда выполняют свои обещания. Может быть, на минуту, может, на несколько часов, они позволяют вам поддаться глубинному течению.
Вот почему вы продолжаете возвращаться. Потому что они не лгут.
И потому что на следующий день чувство вины усиливается. Словно вы худший человек, чем были до, если это вообще возможно. Словно ненависть к себе внутри вас может быть ещё глубже.
Но так и есть.
Снова и снова.
Изо дня в день.
И есть только один способ справиться с этим.
Притупить боль.
Надеть маску печали.
Притупить ненависть.
Вы снова делаете это с собой.
До конца своих дней.
Но я не хочу подобного до конца своих дней.
Потому что в моей жизни есть кто-то, кто делает ее стоящей. Это заставляет меня хотеть стать лучшим человеком. Заставляет меня хотеть бороться против всех вещей, с которыми я сталкивался снова и снова.
Ирония в том, что, думаю, я уже потерял ее.
Мне даже не надо открывать глаза, чтобы понять, она не со мной.
Ее отсутствие ударяет меня сильнее, чем боль в голове и неприятное, повторяющееся волнение в желудке. Когда Кайла не в постели рядом со мной, я чувствую себя совершенно потерянным.
Одиноким.
Каким-то образом я отталкиваю жалость к себе, отвращение и ненависть, и пытаюсь сформулировать план. Мозг заторможен и продолжает возвращаться к старым шаблонам, выясняя, что исправить, пока не станет слишком поздно.
Если уже не слишком поздно.
Я открываю глаза и солнечный свет, проникающий через окно, практически ослепляет меня. Я моргаю, набираясь храбрости, отталкивая большую агонию, бушующую внутри меня.
Я не помню большую часть вчерашнего дня и это проблема.
Раньше это не было проблемой. Провалы в памяти. Было в них что-то чистое и аккуратное. Что бы ни происходило в мире, я ничего не помнил. Даже если кто-то говорил мне, что я кого-то ударил или сказал что-то ужасное или заблевал весь бар, или что там ещё было, я не мог вызвать в памяти эти моменты. Так я притворялся и делал вид, что все это делал какой-то другой парень, потому что я, ну я бы определённо знал, если б делал подобное.
Но теперь я понятия не имел, что натворил и не мог больше делать вид, что это случилось с кем-то другим. Теперь в это была вовлечена Кайла, и я волновался о ней больше, чем обо всем остальном.
Я помню тренировку. Помню...что ж, помню время до тренировки. Когда пошёл в паб через дорогу и выпил две пинты эля. Утром я не ел ничего, за исключением яиц, и согласно своей странной логике подумал, что два пива будут лучше, чем ничего.
Но это был лишь предлог. Я это понимал. Я проснулся уставшим и обеспокоенным о том, каким будет решение Кайлы. Хоть она и сказала мне, что собирается остаться, это не было реальным, пока она не сообщила кому-то ещё, кроме меня. Я так привык, что люди говорили мне, то что думали, я хочу услышать и я хотел увидеть это, узнать.
Я хотел расслабиться. Хотел снять напряжение.
Но ваша искусительница работает совсем по-другому.
Вместо этого она накрутила меня.
Подлила масла в костёр.
Денни раньше уже бесил меня во время тренировок и, по какой-то причине, мне хотелось причинить ему боль. На самом деле причинить боль. Словно, если мой гнев найдёт выход, станет лучше.
Так что я причинил ему боль. Как только он подошёл ко мне, желая забрать мяч, я врезался в него и в этот момент подумал, ни в коем случае приятель, тебе меня не остановить.
И поэтому я остановил его. Сам же я едва почувствовал удар.
Алан разозлился. Все разозлились. И Бригс, я видел его на стадионе, наблюдающего за мной, и мог оттуда сверху почувствовать все его разочарование.
Я облажался.
Одним из худших возможных способов.
Я причинил боль одному из своих, то есть причинил боль одному из товарищей по команде, что означает, я причинил боль самому себе.
Но в этом и была цель, так ведь?
После этого все одно сплошное размытое пятно.
Я покинул стадион и пошёл вверх по улице к тому же бару, в котором был до этого. Туда пришёл Бригс, пытаясь поговорить со мной, но порой он последний человек, которого мне хочется слышать. Иногда он мой брат. А иногда лишь напоминает, что я на самом деле не связан с ним. Что моя семья, это не моя кровь. И что моя кровь думала, что я не заслуживаю того, чтобы оставить меня с собой.
Я помню, как вернулся домой в квартиру, но мне было так стыдно от того, что произошло, я был так зол, что не мог оставаться там. Я не хотел, чтоб Кайла видела меня. Я даже не мог поговорить с ней и посмотреть ей в глаза.
Затем мое сознание мутнеет.
Что я помню, так это чувство. Гнилая, чёрная смола моего сердца и души, куда попала темнота. Попала и распространилась словно рак. Я помню гнев и ярость и паранойю и ревность и все остальное, что причиняет боль и режет и бьет прямо в душу.
Я знаю, что все это, должно быть, было направлено на неё.
Я молюсь о чуде. Знаю, она познала на себе всю тяжесть произошедшего.
Я больно сглатываю, рот словно наполнен опилками, и медленно поднимаюсь с кровати.
Шатаясь, иду к двери, комната вращается, пока я двигаюсь. Я тяну за двойные двери и выглядываю в гостиную. Там нет никого кроме Лионеля и Эмили на диване, на дополнительном одеяле, которое я обычно храню в конце кровати.
Вспышки возникают в моем сознании, фрагменты памяти.
Помню, как в середине ночь взял одеяло для неё, спящей на диване, и укрыл им.
Я помню это.
Память уничтожает меня.
Мне приходится втянуть воздух, чтобы сдержать рвущееся наружу рыдание.
Прошлой ночью она даже не спала со мной в одной кровати.
И теперь ее нигде не видно.
Я иду в коридор, ванную, кухню.