Асад подумал о своих особых отношениях с Великим лидером. Нет сомнения, полковник Каддафи любит его, любит его братьев и сестер. Полковник позволил им остаться в их доме в привилегированном городке Эль-Азизия, обеспечил мать пенсией, проследил, чтобы все дети получили образование.
И только шесть месяцев назад полковник сказал ему:
– Твой долг отомстить за смерть отца.
Сердце Асада Халила наполнилось гордостью и радостью, и он ответил человеку, заменившему ему отца:
– Я готов служить вам и Аллаху.
Полковник улыбнулся.
– Твой черед еще не настал, Асад. Год или два подготовки – и ты превратишься в настоящего воина.
И вот теперь Асад рисковал всем – жизнью, честью, семьей, – и ради чего? Ради женщины. В этом не было никакого смысла, но... Есть еще кое-что... о чем он знал, но не позволял себе думать... Отношения его матери и Муамара Каддафи... Да, между ними что-то было, и Асад знал, что именно. Ради этого самого он пришел на крышу и ждет Багиру.
Асад резонно подумал, что если отношения его матери и Великого лидера не являются греховными, значит, и все внебрачные связи не грех. Муамар Каддафи не стал бы совершать что-то, не соответствующее шариату. А значит, если его, Асада Халила, схватят, он обратится прямо к Великому лидеру и объяснит, что просто неправильно разобрался во всем. Расскажет, что именно отец Багиры принес домой немецкие журналы с фотографиями обнаженных мужчин и женщин. Эта западная зараза и развратила его, Асада Халила.
Багира нашла эти журналы в доме, они были спрятаны под мешками с рисом. Она тайком вынесла их и показала Асаду. Они вместе разглядывали фотографии, и если бы их поймали за этим занятием, то обоих высекли бы плетьми за такой грех. Но, как ни странно, фотографии не вызывали у них стыда и презрения. Багира даже сказала: «Я хочу показать себя тебе, как эти женщины. Хочу показать тебе все, что у меня есть. И тебя хочу увидеть, Асад, хочу ощутить твое тело».
Значит, Сатана вселился в нее, а через нее вошел уже и в него. Асад читал историю Адама и Евы в книге Бытия, и духовный наставник говорил ему, что женщины слабы и похотливы. Именно женщина совершила первородный грех, и женщины будут продолжать подбивать мужчин на грех, если мужчины не смогут оставаться сильными.
И даже такого великого мужчину, как полковник Каддафи, может соблазнить женщина. Он объяснит это полковнику, если его поймают. Возможно, они не станут забивать Багиру до смерти камнями, а просто высекут обоих плетьми.
Ночь была прохладной, и Халил поежился. Он так и стоял на коленях на молитвенном коврике, держа в руках Коран. В десять минут третьего на лестнице послышался шум, Асад поднял голову и увидел темный силуэт в дверном проеме сарая.
– Аллах, будь милостив, – прошептал он.
Глава 15
– Сильный боковой ветер, – доложил лейтенант Чип Уиггинз лейтенанту Биллу Сатеруэйту. – Это южный ветер, который дует из пустыни. Не помнишь, как он называется?
– Так и называется: южный ветер из пустыни.
– Понятно. В любом случае, у нас будет хороший попутный ветер, когда мы станем убираться отсюда. Да к тому же будем легче на четыре бомбы.
Сатеруэйт промолчал.
Уиггинз уставился в лобовое стекло, вглядываясь в темное ночное небо. Он не знал, придется ли ему увидеть сегодня рассвет. Но если они выполнят свою задачу, то станут героями... правда, безымянными героями. Ведь это не обычная война, а война против международных террористов, чьи щупальца протянулись далеко за пределы Ближнего Востока. Поэтому имена пилотов никогда не сообщат прессе и общественности, они навечно останутся засекреченными. И все же что-то во всем этом тревожило Уиггинза. Ведь террористы могли добраться до них и в самом сердце Америки, чтобы отомстить членам экипажей и их семьям. Но с другой стороны, не будет никаких парадов или публичных церемоний награждения, так что анонимность несколько успокаивала. Лучше уж быть безымянным героем, чем известной целью для террористов.
Они продолжали лететь на восток над Средиземным морем. Уиггинз подумал о том, как много войн велось вокруг этого древнего моря, особенно на берегах Северной Африки – финикийцы, египтяне, греки, карфагеняне, римляне и арабы воевали тысячелетия вплоть до Второй мировой войны, а потом итальянцы, германский экспедиционный африканский корпус, англичане, американцы... Море и пески Северной Африки стали братской могилой для солдат, моряков и летчиков. «Здесь, на этих берегах, мы сражаемся за свою страну», – мысленно произнес Уиггинз, уверенный, что сегодня ночью он не единственный летчик, который повторяет эти слова.
– Время до поворота? – спросил Сатеруэйт.
Уиггинз вернулся к действительности и проверил их местоположение.
– Двенадцать минут.
– Следи за временем.
– Понял.
Через двенадцать минут боевой порядок самолетов начал поворот на юг. И теперь уже вся воздушная армада, за исключением заправщиков, легла на курс в направлении побережья Ливии.
Билл Сатеруэйт бросил взгляд на часы и оглядел приборную доску. Они приближались к точке, где начнется подготовка к атаке. Приборы показывали, что скорость штурмовика четыреста восемьдесят узлов, а высота – двадцать пять тысяч футов. До побережья оставалось менее двухсот миль, и в наушниках раздались щелчки: код, означавший, что его эскадрилья начала снижение.
Сатеруэйт и Уиггинз уставились на экраны радара. Никаких признаков, что на побережье Ливии их поджидают.
– До берега восемьдесят миль, – сообщил Уиггинз.
– Начинаем последнюю проверку перед атакой.
– Понял.
Как раз в тот момент, когда они завершили проверку, Уиггинз увидел впереди огни Триполи. Сатеруэйт тоже увидел их и, кивнув, нажал на кнопку изменения геометрии крыла. Вытянутые крылья штурмовика сместились ближе к хвостовой части, словно у ястреба, заметившего на земле добычу.
Уиггинз почувствовал, что сердце забилось чаще, а во рту пересохло.
Штурмовик продолжал двигаться в боевом строю. Высота подхода к цели оставалась триста футов, а на инструктаже им говорили, что никаких радиомачт и небоскребов в этом районе нет. Скорость теперь увеличилась до пятисот узлов, через несколько минут строй распадется, и самолеты полетят к своим индивидуальным целям в окрестностях Триполи.
Уиггинз внимательно слушал тишину в наушниках, и в этот момент раздался писк, означавший, что они попали в зону действия радара. Проклятие. Он бросил взгляд на экран своего радара и произнес нарочито спокойным тоном:
– Нас захватил наземный радар, направление тридцать градусов.
Сатеруэйт кивнул:
– Похоже, они проснулись.
– Эх, я с удовольствием прочистил бы мозги тому идиоту, что инструктировал нас, – в сердцах бросил Уиггинз.
– Да дело не в нем и даже не в этих ракетах.
– Конечно...
Штурмовик летел слишком низко и быстро, чтобы опасаться ракет, но сейчас, на высоте трехсот футов, они попали в зону досягаемости зенитных орудий.
Уиггинз увидел на экране радара, что стартовали две ракеты. Оставалось только надеяться, что это старье советского производства действительно не сможет поразить их. А через несколько секунд Уиггинз уже увидел воочию, как справа по борту от них в небо взметнулись две ракеты, за которыми тянулись красно-оранжевые огненные хвосты.
– Напрасная трата дорогостоящего ракетного топлива, – сухо прокомментировал Сатеруэйт.
Теперь настала очередь Уиггинза помолчать. На самом же деле он просто лишился дара речи. А вот Сатеруэйт, наоборот, разговорился и теперь болтал что-то о форме береговой линии, о Триполи и прочей несущественной чепухе. Уиггинзу захотелось посоветовать ему заткнуться и заниматься своим делом.