Халил помнил эти слова, но все же решил рискнуть и убить еще тех, кто считал себя его тюремщиками. По его мнению, то, что произошло на борту самолета, не могло иметь большой резонанс. Отравление газом – это, можно сказать, трусливый способ убийства, но это убийство являлось только частью всего плана. Взрывы бомб, которые Халил осуществил в Европе, принесли ему мало удовлетворения, хотя и был определенный символизм в том, что он убил тех людей тем же способом, каким трусливые американские пилоты убили его семью.
А вот убийство топором в Англии американского офицера ВВС принесло ему гораздо большее удовлетворение. Халил до сих пор помнил, как тот офицер подошел к своей машине на темной стоянке, почувствовал, что кто-то следует за ним, повернулся и спросил: «Чем я могу вам помочь?»
Халил улыбнулся. «Да, ты можешь помочь мне, полковник Хамбрехт», – подумал он, а вслух произнес: «Эль-Азизия».
Никогда он не забудет выражение, появившееся на лице офицера. Халил выхватил из-под плаща топор и нанес удар, почти отрубив полковнику руку. А уж затем он вволю поиздевался, рубя конечности, ребра, гениталии, оттягивая последний смертельный удар в сердце. О, как он желал, чтобы враг испытывал адские муки, но не терял сознание! А затем нанес удар топором в грудь, ребра распались, и лезвие топора проникло в сердце жертвы. Видимо, у американца оставалось еще достаточно крови, потому что она брызнула фонтаном. Халил надеялся, что его враг увидел этот фонтан, перед тем как умер.
После этого Халил забрал у мертвого бумажник и часы, чтобы придать убийству видимость ограбления. Хотя вряд ли простой грабитель стал бы с такой жестокостью убивать свою жертву топором. Тем не менее, полицию это убийство озадачило. Тупые копы назвали это убийством с целью ограбления, но не исключали и версии политического убийства.
Затем Халил вспомнил троих американских школьников в Брюсселе, которые ждали автобус. Он намеревался убить четверых – по одному за братьев и сестер, – но в это утро их оказалось только трое. Детей сопровождала женщина, возможно, мать одного из них. Халил остановил возле них машину, выстрелил каждому школьнику в грудь и в голову, улыбнулся женщине и уехал.
Малик очень разозлился на него за то, что он оставил в живых свидетельницу, видевшую его в лицо, но Халил не сомневался, что женщина всю свою оставшуюся жизнь не будет помнить ничего, кроме троих детей, умиравших у нее на руках. Вот так он мстил за смерть своей семьи.
Халил подумал о Малике, его наставнике, хозяине, почти отце. Отец Малика, Нумир – что означало «леопард», – был героем войны за независимость против итальянцев. Те схватили Нумира и повесили, когда Малик был еще мальчишкой. Так что и Малик, и Халил потеряли своих отцов.
Отцы погибли в борьбе с врагами, и сыновья поклялись отомстить.
Малик, чье настоящее имя было неизвестно, после казни отца предложил свои услуги англичанам и стал их шпионом, действуя против итальянцев и немцев, пока армии трех этих стран истребляли друг друга по всей Ливии. Но Малик также шпионил для немцев против англичан, и его деятельность в качестве двойного агента привела к большим потерям с обеих сторон. Когда пришли американцы, Малик нашел себе очередного работодателя, который доверился ему. Халил припомнил, что Малик однажды рассказал ему, как завел американский патруль в немецкую засаду, а затем вернулся к американцам и выдал им местонахождение немцев.
Халила восхищало хитроумие Малика, который уничтожал врагов, не делая сам при этом ни единого выстрела.
Искусству убивать Халила учили многие опытные инструкторы, но именно Малик научил его думать, действовать, обманывать, понимать мышление европейцев и американцев. Нужно было использовать все эти навыки ради мести за всех тех, кто верил в Аллаха и кого на протяжении веков истребляли захватчики-христиане.
Малик сказал Асаду Халилу: «Ты обладаешь силой и храбростью льва. Тебя научили убивать со стремительностью и яростью льва. А я научу тебя быть хитрым, как лев. Потому что без хитрости, Асад, ты слишком рано станешь мучеником».
Сейчас Малику было уже около семидесяти, он прожил достаточно долго, чтобы видеть многочисленные победы ислама над Западом. Перед отъездом в Париж он напутствовал Халила: «Аллах хочет, чтобы ты проник в Америку, и тогда враги ислама и нашего Великого лидера падут перед тобой. Аллах благословил твою миссию и будет хранить тебя до твоего возвращения. Но ты должен немного помочь Аллаху, вспомнив все, чему тебя учили и чему ты научился. Сам Аллах назвал тебе имена наших врагов, и сделал он это, чтобы ты мог казнить их всех. Пусть тобой движет месть, но не позволяй ненависти ослепить тебя. Лев не испытывает ненависти. Лев убивает всех, кто угрожает ему или причиняет горе. И еще лев убивает, когда он голоден. Твоя душа испытывает голод с той самой ночи, когда погибла твоя семья. Кровь твоей матери призывает к отмщению, Асад. Кровь невинных младенцев Эсама, Кадира, Адары и Лины тоже зовет к отмщению. И твой отец Карим, который был моим другом, будет наблюдать за тобой с небес. Иди, мой сын, и возвращайся со славой. Я буду ждать тебя».
Вспомнив эти слова Малика, Халил почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Некоторое время он сидел молча, пока такси маневрировало в потоке машин. Размышлял, молился, благодарил Аллаха за то, что хранит его. Халил не сомневался, что это только начало завершения его долгого пути, который много лет назад именно в этот день начался на крыше в Эль-Азизии.
Мысли о крыше вызвали неприятные воспоминания – воспоминания о Багире, – и Халил попытался прогнать их, но лицо Багиры снова и снова всплывало перед глазами. Ее тело обнаружили две недели спустя, оно уже настолько разложилось, что никто не смог определить причину смерти. Никто не понял, что она делала на этой крыше так далеко от дома.
По наивности Асад Халил думал, что власти догадаются о его причастности к смерти Багиры, поэтому жил в смертельном страхе – боялся быть обвиненным в прелюбодеянии, кощунстве и убийстве, – но все окружающие ошибочно принимали его возбужденное состояние за горе в связи с потерей семьи. Да, конечно, он был охвачен горем, однако больше его пугала перспектива того, что голова может слететь с плеч. Халил постоянно говорил себе, что не боится смерти как таковой, но страшился позорной смерти, преждевременной, которая не позволит ему отомстить.
Никто не пришел за ним, чтобы казнить, а все, кто приходил, выражали соболезнования и сочувствие. Великий лидер присутствовал на похоронах семьи Халила, а Асад сам пошел на похороны Ханы, полуторагодовалой приемной дочери Каддафи, которая погибла во время бомбардировки. Еще он навестил в больнице раненую жену Великого лидера Сафию и двух сыновей Каддафи. Хвала Аллаху, все они остались живы.
А спустя две недели Асад явился на похороны Багиры, но после стольких похорон он уже очерствел душой, поэтому не испытывал ни горя, ни чувства вины.
Доктор объяснил, что Багира Надир могла погибнуть от контузии или просто от страха, а значит, ее можно причислить к мученикам, которые попадут в рай. Халил не видел причины признаваться в чем-то, что могло бы опозорить память Багиры или ее семью.
И все же Асад испытывал по отношению к семье Багиры что-то сродни злости: за то, что они выжили во время налета. А может даже, это была своего рода зависть. Так пусть же они почувствуют, каково это – терять тех, кого любишь.
Семья Надир, напротив, всячески поддерживала Асада после случившейся трагедии, и какое-то время он даже жил в их доме. Деля с этими людьми кров и пищу, он научился преодолевать в себе чувство вины и стыда за то, что убил их дочь. В том, что произошло на крыше, была виновата только сама Багира. И ей еще посчастливилось, что после такого бесстыдного поведения ее причислили к мученикам.
Халил выглянул в окно и увидел впереди большой серый мост.
– Что это? – спросил он у Джаббара.
– Мост Верразано. Он выведет нас на Стейтен-айленд, а затем по пути в Нью-Джерси мы пересечем еще один мост, – пояснил Джаббар и добавил: – Здесь много воды, поэтому и мостов много.