– На подлете борт, с которым нет связи, – сказал Ставрос. – Рейс один семь пять «Транс-континенталь», «Боинг-747», семисотой серии.
– Понял вас, вышка. Какая полоса?
– Для него выделена четвертая правая, но, поскольку с ним нет связи, я не знаю, куда он будет садиться.
– Понятно. Какое расчетное время прибытия?
– По расписанию время прибытия шестнадцать двадцать три.
– Вас понял. Потенциальная аварийная ситуация или общая тревога?
– Ну... давайте начнем со стандартной потенциальной аварийной ситуации, а там посмотрим, как будут развиваться события.
– Будем надеяться, что ничего страшного.
Ставросу не понравилось довольно легкомысленное отношение дежурного к его сообщению, но так вели себя большинство сотрудников этой службы, даже женщины. Интересно, кому в голову пришла блестящая идея свалить на одну службу функции полиции, пожарных и аварийной команды? Идиотизм, да и только.
– А с кем я говорю? – спросил Ставрос. – С Брюсом Уиллисом?
– Сержант Тинтл к вашим услугам. А я с кем говорю?
– С мистером Ставросом.
– Ладно, мистер Ставрос, приходите в пожарку, мы подберем вам хороший защитный костюм, дадим топор, и если самолет рванет, вы сможете одним из первых оказаться на борту.
– С самолетом нет радиосвязи, сержант, и ни о каких механических повреждениях неизвестно. Так что ваши шутки неуместны.
– Мне нравится, когда вы злитесь.
– Ладно, давайте запишем наш разговор, я позвоню по красному телефону. – Ставрос положил трубку и снял трубку другого, красного телефона. На этот раз сержант Тинтл ответил:
– Портовое управление, аварийная служба.
Это был уже официальный звонок, весь разговор записывался на магнитофон, поэтому Ставрос четко, как того требовали правила, сообщил:
– Говорит диспетчерская вышка. Объявляю потенциальную аварийную ситуацию на борту рейса один семь пять «Транс-континенталь». «Боинг-747», семисотой серии, должен приземлиться на четвертой правой полосе, расчетное время прибытия шестнадцать двадцать. Ветер северо-западный, десять узлов, на борту триста десять душ.
Ставрос всегда задумывался над тем, почему пассажиров и экипаж называли «душами». Это звучало так, словно они уже мертвые.
Сержант Тинтл повторил сообщение и добавил:
– Я предупрежу наши подразделения.
– Спасибо, сержант.
– И вам спасибо за звонок, сэр.
Ставрос положил трубку и помассировал виски. Затем он поднялся с кресла и оглядел огромный зал диспетчерской вышки. Мужчины и женщины, сидевшие на своих рабочих местах, внимательно вглядывались в экраны мониторов, что-то говорили в головные микрофоны, время от времени бросали взгляды в окна. Работа в диспетчерской вышке аэропорта была не столь напряженной, как у диспетчеров, управлявших воздушным движением, однако тоже ответственной. Ставрос вспомнил случай, когда по вине его подчиненных два авиалайнера столкнулись на взлетной полосе. К счастью для Ставроса, у него в тот день был выходной, поэтому он и сохранил свое место.
Ставрос подошел к большому окну. Отсюда, с высоты более ста метров, открывался великолепный вид на аэропорт и залив Атлантического океана. Ставрос посмотрел на часы: почти четыре. У него закончилась смена, через пять минут он ушел бы домой, но, похоже, придется задержаться.
Сегодня они с женой собирались в семь часов поужинать вместе с другой супружеской парой, и Ставрос был почти уверен, что успеет или по крайней мере опоздает совсем чуть-чуть. А может, даже и лучше, если опоздает: будет что рассказать в свое оправдание. Знакомые считают, что у него легкая работа. Так вот, он выпьет несколько коктейлей и расскажет, какая на нем лежит ответственность.
Ставрос мысленно напомнил себе, что надо будет позвонить домой после приземления этого чертова самолета. Затем он поговорит по телефону с командиром, после чего составит предварительный письменный отчет о случившемся. Если не произошло ничего серьезного, кроме потери радиосвязи, в шесть часов он уже сможет уехать. Два часа сверхурочных ему оплатят.
Ставрос постарался в точности вспомнить свой разговор с Эшкингом. Эх, если бы он имел доступ к пленке, на которой записано каждое его слово. Но в Федеральном управлении гражданской авиации работали не настолько глупые люди, чтобы позволять это.
И снова в памяти всплыл телефонный звонок Эшкинга – не слова, а интонация. Эшкинг был явно встревожен и не смог этого скрыть. Но отсутствие радиосвязи в течение двух часов не такая уж опасная ситуация, просто необычная. Ставрос предположил на минуту, что на борту рейса 175 мог возникнуть пожар. Тогда бы имелась вполне обоснованная причина изменить стандартный статус потенциальной аварийной ситуации на общую тревогу. Вот когда поступает сообщение о реальной катастрофе, тогда легко принимать решение. А эта неизвестная ситуация ставила в тупик.
Конечно, имелась еще малая вероятность того, что самолет захвачен. Но Эшкинг не сказал, что получен сигнал захвата.
Так что получается дилемма: оставить в силе объявление потенциальной аварийной ситуации или же объявить общую тревогу? Если объявить общую тревогу, а ничего серьезного не произойдет, придется отписываться и составлять подробный отчет. Ставрос решил оставить все как есть и направился в кофейный бар.
– Шеф! – окликнул его один из диспетчеров, Роберто Эрнандес.
Ставрос обернулся:
– Что?
Эрнандес надел головной телефон.
– Шеф, мне только что позвонили из Центра управления воздушным движением по поводу отсутствия связи с рейсом один семь пять «Транс-континенталь».
– И что?
– Понимаете, этот самолет начал снижение раньше, чем надо было, и едва не столкнулся с филадельфийским рейсом «ЮС-эйр».
– Господи... – Взгляд Ставроса снова устремился в окно. Непонятно, как пилот рейса 175 мог не заметить другой самолет в такой светлый, безоблачный день. Но даже если предположить, что не заметил, аппаратура предупреждения столкновений должна была сработать еще до визуального контакта. Так что это был первый признак того, что на борту «Транс-континенталь» действительно что-то случилось. Черт побери, что же там происходит?
Эрнандес посмотрел на экран радара.
– Вот он, шеф.
Ставрос подошел к столу Эрнандеса и взглянул на отметку на экране радара. Проблемный самолет явно заходил на посадку по приборам на одну из северо-восточных посадочных полос аэропорта Кеннеди.
Ставрос припомнил те дни, когда диспетчеры на вышке наблюдали за самолетами в окна, а теперь они смотрели на точно такие же экраны, как и диспетчеры Центра управления воздушным движением, сидевшие в комнате без окон. Но здесь, на вышке, можно все-таки взглянуть в окно, если хочешь.
Ставрос взял у Эрнандеса мощный бинокль и подошел к окну, выходившему на юг. Здесь, перед окном, стояли четыре стола с аппаратурой, так что диспетчеры могли поддерживать связь, одновременно наблюдая за тем, что происходит на взлетно-посадочных полосах, рулевых дорожках, у ворот. Ставросу вовсе не обязательно было стоять здесь, но ему хотелось быть в гуще событий, когда появится самолет.
– Какая у него скорость? – крикнул он, обращаясь к Эрнандесу.
– Двести узлов, снизился до пяти тысяч восьмисот футов.
– Понятно.
Ставрос снова снял трубку красного телефона, а также включил громкоговоритель.
– Аварийная служба, говорит вышка, прием.
Тишину зала нарушил голос, прозвучавший из громкоговорителя:
– Вышка, я – аварийная служба.
Ставрос узнал голос Тинтла.
– Что случилось? – спросил сержант.
– Объявляю общую тревогу.
После небольшой паузы Тинтл снова задал вопрос:
– А на каком основании?
Ставрос подумал, что сейчас голос сержанта звучит уже не так беспечно.
– На основании того, что рейс один семь пять едва не столкнулся с другим самолетом.
– Черт побери. – Тинтл немного помолчал. – Как вы думаете, что у них за проблема?
– Понятия не имею.