— За эту плачу я, т — сказал граф.
— Ну уж нет! За все, что ты вытянул из Груна, придется расплачиваться тяжелым трудом. Да и прежний долг рано или поздно придется возвращать, Граф не отвечал.
Он думал о том, что платить придется не наличными, а годами позора и унижений.
У него будет жена, которую стыдно познакомить с друзьями.
Жена, которую легче скрывать от всех, чем объяснять, кто ее отец.
Стоит только упомянуть фамилию Грун, ста» нет ясно, что произошло.
Нетрудно представить, с каким презрением будут говорить о нем в клубах.
Графу так и слышались оскорбительные замечания о его жене и будущих детях.
Если он не сохранит свою тайну, появятся карикатуры, на которых он будет изображен с весами в руках.
На одной чаше весов будет женщина, которая носит его имя.
И она будет так же толста, как мешок с золотом на другой чаше весов.
С такими же соверенами, как те, что уже лежат в его кармане!
«Я не могу сделать это! Как смею я запятнать имя, которым гордились мои предки, извалять его не просто в пыли, а в сточной канаве!»
Сэр Антони протянул графу бокал шампанского.
— Улыбнись! — сказал он. — Ты получил то, что хотел. И хотя, несомненно, наступит день расплаты, это будет не завтра!
«Ошибаешься, — хотелось сказать графу, — именно завтра».
Но он только молча выпил свой бокал.
Постепенно Инчестер почувствовал, что его разум, если и не прояснился, то по крайней мере от вина одурманился настолько, что уже можно было не думать вовсе.
Словно издалека до него донесся голос сэра Антони:
— Когда ты последний раз ел?
— Не помню, — отвечал граф, — наверное, за завтраком.
— Так давай сейчас перекусим, а потом я угощу тебя обедом не хуже того, что подают в Карлтон-Хаус.
Они заказали сандвичи с ветчиной.
Поев, граф действительно почувствовал себя лучше.
Они допили шампанское.
Сэр Антони предложил отправиться к нему на квартиру, чтобы переодеться к обеду.
— К счастью, у нас почти один и тот же размер, — заметил он, — только талия у тебя потоньше моей. Несомненно, из-за твоей тяжелой работы.
И, засмеявшись, добавил:
— Пока ты работал на земле, я-то трудился в постели!
Граф знал, что сэр Антони очень гордится своим успехом у женщин. Не меньше, чем сам граф — своим искусством верховой езды и фехтования.
Друзья сели в фаэтон сэра Антони, который ждал его возле клуба, и направились на ХафМун-стрит.
У сэра Антони была большая квартира с удобной спальней, которую он мог предоставить в случае необходимости своим гостям.
Сейчас сэр Антони приказал камердинеру приготовить ванну для графа.
— И, — добавил он, — подбери вечерний костюм для его светлости.
Граф с наслаждением погрузился «в горячую ванну, приготовленную для него рядом с растопленным камином.
Он смыл с себя лондонскую грязь и почувствовал, что его ярость поутихла. Ему уже больше не казалось, что сердце в его груди окаменело от боли и унижения.
После ванны граф надел шикарный фрак с модным галстуком из гардероба сэра Антони и черные рейтузы, которые ввел в моду принц-регент.
Теперь Инчестер чувствовал себя другим человеком.
— Последняя ночь моей свободы, т — сказал он своему отражению в зеркале.
И еще раз поклялся себе, что после возвращения в Инч-Холл никто не увидит его жену.
Это означало, что и ему отныне предстояло превратиться в отшельника.
Граф вошел в гостиную и увидел сэра Антони в вечернем великолепии.
— Похоже на старые добрые времена, Тони, — заставил себя улыбнуться Инчестер, — когда мы вместе отправлялись на поиски приключений.
— По-моему, не очень. — отвечал сэр Антони, — но все зависит от тебя.
— Я полностью в твоем распоряжении.
— Тем более все совсем по-другому! — засмеялся его друг.
Первым делом он повел графа в таверну «Под соломенной крышей», которая славилась отменной кухней.
— Не хуже, — повторил сэр Антони, — чем готовит шеф-повар принца-регента в Карлтон-Хаус.
По мере того как одно блюдо сменяло другое, граф все больше утверждался во мнении, что только французский шеф-повар мог приготовить, создать такие кушанья.
Им предложили на выбор мадеру, рейнвейн, шампанское, эрмитаж, бургундское, бордо и портвейн.
К большому разочарованию официанта, граф отказался перепробовать все вина и вместо портвейна заказал небольшой бокал бренди.
После обеда друзья отправились в Уайт-Хаус, где графу приходилось бывать прежде.
С легким цинизмом он заметил, что это место совсем не изменилось. Разве что постоянные клиенты стали старше, а голос мадам еще пронзительнее.
По-прежнему крупье призывал делать ставки, а возбужденный крик сопровождал чей-то выигрыш.
Те же стоны раздавались, когда кому-то не везло.
Возле богатых клиентов у игральных столов располагались самые известные лондонские проститутки.
— Их называли по-разному: блудницы, монахини, нечистые голубки, весталки — все эти слова означали одно и то же.
Все они казались похожи друг на друга и разговорами, и нескрываемой алчностью.
При появлении графа и сэра Антони они завизжали от восторга.
Те, кто еще не был занят, бросились навстречу друзьям. Они висли у мужчин на руках, призывно заглядывая им в глаза и подставляя губы для поцелуя. Одна из них что-то зашептала графу на ухо, видно с твердым намерением соблазнить его. Но он отрицательно покачал головой.
Сэр Антони заказал вина для двух девушек, которые показались ему наиболее привлекательными.
Немного поболтав и посмеявшись с ними, сэр Антони тихо спросил, так, что его никто не мог слышать, кроме графа:
— Не хочешь ли ты подняться наверх с кем-нибудь из них?
— Я — нет, — твердо ответил граф.
— Тогда пойдем отсюда.
Сэр Антони оставил девушкам несколько соверенов, и друзья направились к экипажу.
— Куда теперь? — спросил сэр Антони.
— Не имею ни малейшего представления.
Это твой вечер.
— Прекрасно, в таком случае мог отправляемся в Волвс-Клуб.
Граф удивленно поднял брови.
— Это что-то новенькое.
— Тебе понравится. Все его члены связаны с театром.
Сэр Антони рассказал, что этот клуб собирается в Харп-Гаверне, широко известной как «Театральный Дом» и расположенной рядом с театром Друри-Лейн.
Там давалось представление, выступали два неплохих певца, все это в сопровождении забавных «превращений», грязных шуточек и множества красивых женщин.
Там подвизались известные актрисы.
Там, не обращая внимания на представление, продолжали партии заядлые картежники.
Там женщины работали на грабителей-сутенеров, которые всеми правдами и не правдами проникали в любой клуб или таверну.
Все это было очень забавно, и граф не удивился бы, увидев там членов Будл — или Уайт-Клубов.
Оттуда друзья перебрались в Коул-Холл, который содержал Роде.
Эдмунд Кин, гениальный актер, посещал это заведение каждую ночь, пока не открылся Волвс-Клуб.
Вне сцены Кин был человеком со странностями.
Но в этот вечер друзья его не встретили.
Сэр Антони разузнал, что после представления Кин ненадолго заходил в Коул-Холл, но быстро ушел.
— Одному Богу известно, чем он занимается, — сказал сэр Антони. — Он часто седлает свою любимую лошадь и сломя голову несется через весь ночной Лондон и дальше — прочь из города.
— Почему он это делает? — спросил граф.
— Он перескакивает через шлагбаумы на заставах, как разбойник с большой дороги, пугая всех дикими возгласами. А ранним утром возвращается к себе домой, покрытый пылью и полумертвый от усталости.
Граф подумал, что скорее всего актеру необходима такая разрядка после особенно трудных ролей.
Ему представилось, что наступит такой день, когда и ему придется в бешеной скачке искать забвения от ненависти к жене и мыслей об унизительной зависимости от ее денег., — Ну вот, ты снова помрачнел, — заметил сэр Антони. — Куда еще тебя отвести?