— Полегче, братцы, — говорил я на это. — Если я такой плохой, то что я делаю здесь, рядом с вами?
А если мне говорили:
— Ты меня что, больше не уважаешь?
Я отвечал:
— А когда это я тебя уважал?
Обычно после этого они затыкались, и дальше все было тихо.
Когда я отсидел примерно два года, Стив Кон и Дин Зерб при ехали поговорить со мной. Мы уселись в комнате для свиданий. Ранее мы уже обсуждали по телефону возможность моего обращения в налоговую службу за наградой, хоть я и слабо в это верил. Но в этот раз что-то изменилось.
— Мы написали небольшое письмо, — сказал Стив.
— И отправили его в налоговую службу, — добавил Дин.
— Что, совсем небольшое? — спросил я.
Стив улыбнулся:
— Страниц двести. Наполовину это показания серьезных людей из правительства: Левина, Грассли[99]и Хузами, данные под присягой или официально скрепленные подписью.
Я присвистнул.
— Для небольшого письма — серьезно.
— Кроме того, мы получили показания от агентов налоговой службы, проводивших расследование — сказал Дин. — Ведомству будет непросто спорить со своими собственными сотрудниками.
— Хорошо, — сказал я. — И сколько же мы просим?
— Что ж… — Стив ухмыльнулся и поправил свои очки, как у киношного умника. — UBS заплатил 780 миллионов долларов. Где-то около 200 миллионов из этой суммы было направлено в бюджет комиссией по ценным бумагам, поэтому они не фигурируют в расчетах налоговой службы. Нам остается около 580 миллионов. Мы рассчитываем получить от 15 до 30 процентов от этой суммы.
Я моргнул и пригнулся к столу. Мои собеседники сделали то же самое и принялись улыбаться, как пара чеширских котов.
— Вы хотите сказать, — прошептал я, — что мы получим… 50 миллионов?
— Мы думаем, что сумма будет ближе к 100 миллионам, — ответил Стив.
Я сделал глубокий выдох, пожал плечами и вновь откинулся на стуле.
— Ребята, приходите сюда хоть каждый день! Мой дом — это ваш дом!
Мне оставалось сидеть около шести месяцев. Когда ты хорошо проводишь время, оно летит незаметно. Так прошли два моих года в заключении. Честно говоря, я думаю, что мой тюремный срок был как-то связан с моей кармой, если вы верите в подобные вещи. Для кого-то это худший период в жизни, но я воспользовался этим временем для того, чтобы непредвзято оценить, как устроена настоящая жизнь в «Стране Свободных людей». Кроме того, после стольких лет сражений с драконами из правительства пришло время немного отдохнуть. Большинство заключенных считали свой срок бременем, но я воспринимал его просто как перерыв в работе.
Как вы понимаете, после визита Стива и Дина я стал с еще большим презрением относиться ко всему, что касалось тюремного ведомства. Я в открытую предвкушал победу. Некоторые из моих товарищей-заключенных думали, что я в лучшем случае, пытаюсь выиграть в лотерею, а в худшем — просто свихнулся. Однако более толковые из них, те, кто знал меня лучше, верили, что я говорю правду.
— Думаешь, ты реально разбогатеешь после всего этого? — спросил меня Клифф.
— Чувак, когда ты выйдешь из тюрьмы, мы закатим вечеринку на яхте с моделями из «Плейбоя»!
Клифф рассмеялся, однако его глаза заблестели, будто он уже предвкушал эту картину. Тюремщики же стали вести себя со мной подчеркнуто грубо.
— Тебе ничего не заплатят, Биркенфельд. Мечтать не вредно.
— Неужели? Оставь номерок: будущей зимой, когда ты будешь грести здесь снег, я звякну тебе из Сен-Тропе, прямо из моего кабриолета Porsche!
Вся эта неприятная болтовня начала затихать, когда старший охранник по имени Гарольд начал понемногу принимать мою сторону. Он был толковым и дружелюбным парнем без особых предубеждений и читал Wall Street Journal. Как-то раз, когда охранники следили за нашим обедом в столовой, Гарольд подошел к моему столу с широкой улыбкой и ткнул в мою сторону пальцем.
— А вот и он! Мистер Тридцать Процентов!
— Я же говорил вам, ребятки. — Я ухмыльнулся заключенным, обедавшим рядом со мной. — Даже Гарольд знает что к чему.
— Черт побери, — начали перешептываться они. — Похоже, что Биркенфельду действительно заплатят.
99
Сенатор Чак Грассли — автор принятого в 2006 г. закона об изобличителях и решительный защитник их прав. Во время своего срока работы в Сенате он десятилетиями поддерживал таких смелых людей и продвигал законопроекты, направленные на их защиту и вознаграждение их усилий. Он поддержал и Биркенфельда при рассмотрении его дела (документ 6).