Затем наше высшее руководство принялось вынуждать менеджеров жертвовать значительные суммы из личных рождественских бонусов на избирательные кампании «дружественных» государственных казначеев по всей стране. После избрания эти казначеи подписывали контракты с State Street на управление государственными пенсионными фондами, составлявшие многие миллиарды долларов. Я даже не особенно удивился, когда узнал, что один из высших чиновников ОАЭ, доктор Бин Харбаш, принял от нашей компании взятку, а взамен мы получили контракт на управление активами Abu Dhabi Investment Authority, составлявшими 2 миллиарда долларов. Судя по всему, команда руководителей SSgA была просто незнакома с американским законом о коррупции за рубежом[14].
К 1994 году наша компания начала нарушать все больше законов. Я работал в State Street уже пять лет, и хотя я никогда не собирался оставаться там навсегда, меня начала мучить совесть.
А затем в крышку моего гроба был забит последний гвоздь. Операционный зал купил специальную систему, и предполагалось, что мы должны записывать все наши телефонные переговоры и договоренности на диктофоны. В принципе это нормально до тех пор, пока вы говорите об этом своему собеседнику. «Мистер Джонс, для вашей и нашей безопасности наш разговор записывается». Однако наши боссы не хотели, чтобы клиенты знали о факте записи. Это давало им возможность выбирать при необходимости нужные записи и притворяться, что всех остальных записей нет.
Такая деятельность называется прослушкой, и она совершенно незаконна. Когда дело заходит о записи разговоров, Массачусетс был и остается штатом, в котором обе стороны разговора должны дать на это согласие. В противном случае такие действия становятся преступлением.
— Мы не можем заниматься этой ерундой, Джо! — Я ворвался в офис своего менеджера и начал бегать по комнате, как дикий мустанг. — Если об этом узнают регулирующие органы, нам запретят заниматься банковской деятельностью до конца дней!
— Я знаю, Брэд, я знаю. — Он попытался меня успокоить. — Но именно этого они хотят.
— Да ну на фиг — я пошел к начальству!
Так я и сделал, и это привело к возникновению настоящей бури из дерьма. В какой-то момент к процессу подключились юристы, которые тут же начали спорить и суетиться. Разумеется, меня обозвали плохим болтливым мальчишкой. Менеджеры, завидев меня, делали каменные морды. И чем же все кончилось? Юристы быстренько издали письменную директиву о том, что, хотя подобная практика технически находится за пределами нормы, мы будем продолжать записывать разговоры без согласия собеседника. Мне казалось, что они просто хотят сказать другими словами что-то вроде: «Думаем, что мы делаем нечто незаконное, однако полагаем, что даже если кто-то об этом узнает, то нас отшлепают не слишком сильно».
Я отказался пользоваться этой системой. Мне назначили испытательный срок. Я настаивал на своем. А потом в операционном зале появились два сотрудника службы безопасности, которые проинформировали меня о том, что я должен покинуть банк, и попросили меня собрать вещи и двинуться на выход. Я улыбнулся им, встал ногами на сиденье своего кресла, раскинул руки в стороны и сделал для своих коллег, смотревших на меня с отвисшими челюстями, следующее заявление:
— Дамы и господа, коллеги, я хотел бы проинформировать вас о том, что я не увольняюсь из этого учреждения добровольно!
Охранники забрали мой пропуск и проводили меня к выходу. Был ли я расстроен? Думаю, что мои чувства сложно описать именно этим словом. Я не сделал ровным счетом ничего неправильного, а банк имел меня чертовски грубо, долго и без смазки. Они хотели, чтобы я уволился по своей воле, чтобы не заплатить мне никакой компенсации. Не выйдет!
На следующий день Рик Джеймс, рискуя своей карьерой, пропустил меня внутрь, дважды приложив свой пропуск ко входной двери офиса. Я проскользнул к своему рабочему месту. В поле моего зрения снова появились сотрудники службы безопасности.
— Какого черта ты здесь делаешь, Биркенфельд? Ты вчера уволился!
— Я не увольнялся, — сказал я. — Я здесь работаю.
Тут пришли начальники.
— Хорошо, умник. Ты уволен.
— Хорошо, такой вариант мне подходит, — сказал я.
Я распрощался со своими приятелями, которые тихо бормотали проклятия в адрес начальства, и ушел. Но, если вам интересно, дело этим не закончилось. State Street предложил мне в качестве компенсации годовую зарплату в обмен на подписание документа о неразглашении информации. Я порекомендовал им отвалить и нанял адвоката. Затем мы собрали полное досье обо всех грязных делишках банка и отправили его председателю правления Маршаллу Н. Картеру. В сопроводительном письме, написанном моим адвокатом, говорилось: «Мистер Биркенфельд рассмотрит предложение о компенсации в размере 500 000 долларов, поскольку действия State Street разрушили его карьеру». Однако Маршалл Н. Картер посчитал, что сможет перехитрить молодого и наглого банкира, и отверг наше предложение.
14
Одна из важных черт этого закона заключается в распространении его юрисдикции за пределы США. —