Наши линии, наши имена, наш продукт? Он слышал хоть одно чертово слово, которое я сказала?
— В этом нет необходимости, — перебила я его, мое сердце уже пустилось вскачь от одной мысли, сколько времени мы бы провели вмести, чтобы осуществить его план. А что если я буду тогда с ним и это заставит меня сделать какую-нибудь глупость — поцеловать его или простить, или показать свои человеческие слабости, фактически романтические чувства к манипулирующему плейбою и к тому же придурку? Это точно была бы катастрофа. — Я имела в виду то, что я сказала. Нам… нельзя быть рядом… это отвлекает, а я не могу позволить себе отвлекаться. Если ты все же остаешься, то я хочу, чтобы ты был молчаливым партнером. Молчи, как проклятая могила, Ашер. Никаких звонков, никаких очных встреч, никаких фантазий по поводу пикника на яхте. Если у тебя есть предложения по бизнесу, ты можешь передать их мне в письменном виде, или моей помощнице, или отправить смс-ку или электронное письмо, но только если это полностью касается профессиональной сферы...
Я болтала, не закрывая рот, пытаясь убежать от своего собственного чувства, когда видела боль и злость, промелькнувшие в поразительно зеленых глазах Ашера, но я убедительно пыталась напомнить себе, что не могу доверять ни ничему, что вижу в его глазах. Я поднялась, чтобы уйти, гордясь своей само уравновешенностью, хотя внутри ощущала себя примерно так же уравновешенно, как пьяный мужик на канате.
Ашер тоже встал, сверкая глазами. Буря эмоций, отображающаяся в них, теперь сменилась только одной — гневом.
— Как ты можешь просто так взять и уйти?
— Своими ногами, — возразила я. — Или ты столько времени провел на своем космическом корабле, что забыл, как это делается?
Ашер воздел руки в воздух.
— Почему ты черт побери не хочешь слушать то, что я говорю?
Я было повернулась, но начала озираться, потому что кое-какие слова готовы были сорваться с моих губ: потому что, если я буду слушать то, что ты говоришь, мое сердце и так, доведенное до отчаяния, и ему будет достаточно всего лишь одного маленького толчка, чтобы оно окончательно разбилось, я не смогу этого выдержать снова, не после того, как я так сильно переживала из-за тебя, а ты причинил мне такую боль, такую сильную боль. Ох, Ашер, я так сильно по тебе скучаю, и зачем ты все портишь в эту секунду, Боже, Ашер мне кажется, я любила тебя, и думаю, что все еще люблю…
Но прежде чем я успела все это высказать вслух, его глаза потемнели.
— Отлично. Возможно, ты выслушаешь это, — зарычал он, его голос стал таким низким, что мои соски тут же ожили, встав в стойку, против моей воли.
Он шагнул ко мне и схватил за руки, толкнув к матовой стеклянной стене, его сильное тело вжалось в мое, и его горячие губы опустились на мои, я растаяла в его объятиях, мои губы автоматически раскрылись, его язык скользнул внутрь. Тысячи воспоминаний захлестнули меня, его руки сильно удерживали мои, он целовал меня с такой страстью, я никогда не чувствовала ее раньше. Я выдохнула ему в рот, и подняла на него взгляд, заметив вспышку торжества в его глазах…
Все наваждение тут же улетучилось.
Ашер любил играть, но больше всего он любил выигрывать.
Ашер любил меня как средство, при помощи которого он сможет выиграть игру, я же закончила играть с ним.
Я рванула от него подальше.
— Прощай, Ашер, — сказала я, мой голос дрожал, и на этот раз он дрожал, я знала это точно, от страсти, прощания и ярости. — Я искренне надеюсь, что не услышу о тебе снова.
Я промаршировала по коридору к лифту, горячие слезы наполнили глаза и стекали по моим щекам.
5.
Еще один день, еще один благотворительный аукцион, посвященный сбору средств для адвокатов, оказывающих юридических услуг политзаключенным в стране, название аукциона я не могла даже произнести еще до того, как выпила три фужера шампанского из бутылки, которая была произведена еще до моего рождения, стоимость такой бутылки была такой высокой, что я собиралась пить как можно больше, чтобы убрать плавающие перед моими глазами, преследующие меня образы.
Последние несколько недель я была занята, как пчела, и примерно была в два раза более измотанной и склонной жалить всех, кто попадался мне под руку, хотя надо признать в моем случае, только своими язвительными репликами. Главное я тратила каждую свободную минуту на пополнение продукции, увеличивающей продажи, занималась контролем за производством, отслеживала повседневную деятельность и потенциальные тенденции, готовилась для оживленного модного показа года… постой, о чем я начала тебе говорить в самом начале?
Ну, правильно, … о том, что я была слишком занята, чтобы дышать, и, следовательно, была слишком занята, чтобы думать, особенно о никчемном плейбое с красивыми зелеными глазами и улыбкой, которая была слишком очаровательной.
Все-таки благотворительный аукцион внес хорошее изменение моего жизненного темпа за последние дни. Он проходил в доме одного из друзей Гранта, уродливом викторианском монстре, (это я о доме, а не о друге) не типичном для Сан-Франциско, отличающемся своими закидонами по поводу лилового оттенка домов, с собственным садом, больше, чем сам дом, наполненным редкими орхидеями и лилиями, и другими экзотическими цветами, о названии которых я даже не могла догадываться и не знала, что такие вообще существуют, их аромат наполнял ночной воздух, пока я и Лейси бродили по саду.
Это была моя официальная причина, присутствия на этом аукционе, чтобы дать Лейси выговориться и оказать эмоциональную поддержку. Лейси представляла из себя дымящийся вулкан потому что событие года — свадьба была уже на носу, и она настояла, что не будет лицом «Devlin Media Corp.» на благотворительном вечере без меня, с экстренным мартини у нее в руке и колючей остротой на кончике моего языка, и вот она уже улыбнулась и болтала с потенциальными клиентами, готовыми сделать пожертвования.
— Итак, я давно хотела тебя спросить, как дела? — поинтересовалась Лейси, как только мы отошли от очередной группы — нефтяных магнатов, наверное, хотя, честно говоря, в какой-то момент все миллиардеры стали мне казаться на одно лицо. Тысячедолларовые костюмы, накаченные прессы, одинаковые фальшивые улыбки. — Я не разговаривала с тобой так долго, что чувствую себя ужасно.