– Ага, – улыбнулась я.
– А я и в правду, тебе верю. И, знаешь, почему?
– Почему?
– Он, на самом деле всегда тебя чувствует. На расстоянии. Даже через две страны. Когда тебе плохо и когда хорошо. Помнишь, ты три года назад ногу на болоте ломала?
Я распахнула рот:
– А ты…
– А вот, – оскалился в ответ Эрик. – Это он мне рассказал. Правда, в сильном хмелю. И только лишь через два года нашей совместной службы… Да я сам с ним туда просился.
– Куда?
– В вашу Бередню. А он сказал, что «это только его дело». И всё.
– «И всё», – эхом повторила я. – А знаешь… чего я сейчас хочу?
– Чего? – развернулся ко мне рыцарь.
– Не в жизнь не поверишь. Я сама себе не верю: холодного сочного сладкого огромного арбуза. Такого, чтоб стекал дорожками по шее и семечки обязательно в сахарных гнездах… Эрик, завтра – тяжелый день. Давай сегодня устроим себе «Вечер арбуза»?
– На Брехливом развале.
– Что?
– Самые лучшие арбузы в столице – только там, – и подскочив с земли, протянул мне руку. – Вставай, Агата, пошли…
И всё теперь у меня будет хорошо. Потому что, по-другому… Потому что все свои права на ошибки я уже исчерпала. Сполна…
– Доча, что у вас стряслось с утра?!
Тысь моя майка. И как я забыла про все свои утренние обстоятельства «побега»? И если б вспомнила, то сюда бы – только после того, как…
– Уф-ф…Тетя Гортензия, Нинон, папа, Варя, всем – добрый вечер. Мама – всё нормально. А мы с Эриком арбуз купили. Что-то так, вдруг, его захотелось. Эрик, заходи. Не бойся. И заноси.
– Здравствуйте.
– Тысь моя… майка.
– Мама, ты чего?
Родительница, переведя взгляд с арбуза в вытянутых руках рыцаря ко мне, охнула и осела на свой прежний стул.
– Катаржина?
– Ой, Людвиг, по-молчи… Агаточка, доча, это я во всем виновата.
– Мама, а что у вас-то тут «стряслось»? – подбоченилась я.
– Доча… из головы вылетело. Забылось. Не учла, – пролепетала она и, набрала воздуха в грудь. – В общем, доча, ты у нас… беременная! Эта твоя прихоть, она – родовая через поколение. Вот.
Хр-рясь! За моей спиной раскололся на полу самый большой на Брехливом столичном развале и самый вожделенно вкусный арбуз…
ГЛАВА 9
«Тяжелая госпожа». «Ш-шиви долго и ш-щастливо, тяш-шёлая госпош-ша», – именно так сказал мне Фрук в самый последний момент прощания на крыльце. Но, дело здесь не в словесном обороте (весьма пафосном для сущности без штанов), а в смысле самого обращения. Фрук меня попросту «вычислил», как может лишь одна нечисть другую, всегда точно характеризуя ее эмоциональную и телесную оболочку. И забросил тем ранним утром мне в душу надежду. Глубоко-глубоко, на самое донышко.
– Я… «тяжелая госпожа», уф-ф, – подняв к небу глаза, я их и вовсе закрыла. Зажмурилась… И зевнула…
Это утро на прежние не походило даже отдаленно. Когда просыпаешься и вскакиваешь, останавливая в голове раскрученное за ночь «мыслительное колесо». Чтобы через несколько минут вновь его запустить. На целый день и так день за днем. Нет, это утро было совершенно другим… Я сегодня спать совсем не ложилась. И если вернуть «мысле-образы» обратно…
Сонный господин Блинов, наш семейный мудрый лекарь с Яблоневой улицы, три … Нет, если начинать с арбузного «хр-рясь!» об пол, первыми были ошарашенные лица семьи. Мои подкосившиеся в коленях ноги, потом – массовое впадение в «детскую ностальгическую тему» под ужин с остатками арбуза и мамин боевой клич: «Надо немедленно все перепроверить! Доча – собирайся и за мной!», а уж потом наш семейный лекарь. Мы его нещадно подняли с теплой койки в половине первого ночи. А разбудили уже чуть позже, вместе с магическим зрением и пониманием «что за радость его в ближайшие девять месяцев ждет». Это я исключительно про себя сейчас, как наследницу нашей «родовой патологии». Хотя диагноз мне подобный уже другой «мудрый лекарь» ставил – прокуратский господин Дучи. Да там о профпатологии речь шла. Здесь же намечалась совсем иная напасть:
– Ну-у… Я-я…
– Ах, говорите, Пантелеймон, не стесняйтесь, – сусликом замерла у края ширмы мама. – Мы ведь с этим уже веками живем. А ты, доча, пока с кушетки не слазь. Мало ли.
– Агата, одевайтесь, – глянул лекарь на меня, как на алантский катаклизм, вполне уже бодро. – Я что сказать вам, дамы, хотел…
– Мужайтесь? – натягивая туфлю, внесла я предположение.
Мама всплеснула руками. Господин Блинов потянул орлиным носом:
– Да нет. Что касается первичного осмотра, факт беременности не вызывает у меня никаких сомнений. Поздравляю вас от души. Есть лишь вопросы по ее течению. А вот здесь мне самому нужна консультация… – и скосился на мой, пока плоский, живот. – Да. Со своим… ученым коллегой.
– Не из Прокурата, случайно?
– Нет, Агата. Из ладменского Совета магов. Я надеюсь, вы – не против?
– Нет! – уверила его мама.
Я – скромно дернула плечом.
– Вот и отлично! Тогда завтра в шесть вечера жду вас, Агата, у себя! – и всем своим тощим видом показал полное торжество медицины над любыми «родовыми патологиями» в мире. А я вот, глядя на него, решила сама себе дать небольшую фору (на осмысление). На что всю оставшуюся ночь и убила, встретив рассвет в мутном окне дедовской большой библиотеки… И что же в итоге узнала…
Во-первых, из того, с чем «уже веками живем». И здесь сделала первое открытие, касающееся «истока» нашей родовой патологии. Еще из предтечья, как оказалось. Нашлась одна книженция в библиотеке у деда, с наложенным на нее знаком сохранности (на него я у стеллажа и замерла). Датируется 1678 годом от Христова Рождества и написана целиком на исходном английском. Стихи и фольклорная проза, однако, собранная из одного места в Англии – графства Корнуолл. Глухомань, судя по нескольким эпосам, еще та, но общей их темой – «хранители местных традиций, страшные и справедливые беролаки». Медведи-оборотни, кроме своей охранной службы, вступающие в регулярную связь с девами из ближних деревень. Приплод, как апофеоз оной, рождался, естественно тоже беролаком. И теперь не во вред будет вспомнить присказку моего деда в адрес моей же бабушки: «Корнуольский беролак, он только с виду пушистый»… А я все думала, это порода кроликов такая… Что же касается «во-вторых»…
Во-вторых, и уже из совершенно другого печатного источника, на самом деле с печатью Совета магов, удалось выяснить суть отличий «по нескольким важным аспектам». Попросту, чем я от других беременных на Алантаре отличаюсь. И отличий этих оказалось не так много. Всего то: обострение всех разновидностей чувств (так этим у нас и аланты в положении страдают, и обычные человеческие дамы), ментальных и стихийных (то есть магических) способностей, увеличение физической силы, регенерации (заживления) ран и… плохо контролируемые вспышки гнева, чередующиеся с периодичным выпадением в сон. Но, это уже из области медицины (про сон), где для меня таилось самое большое мое открытие.
Живот у меня будет расти не постепенно, а «скачком». Именно поэтому ни я, ни моя мама сразу наличие плода (медицинский термин) не засекли. Просто «спит» он около полугода, а потом, вдруг, начинает резко внутри расти. Это – «наследство» от второй ипостаси беролака – простой бурой медведицы. Только оная как раз в берлоге зимой дрыхнет, а я, значит, испытаю шок уже в реале (если до этого не выпаду окончательно в свой сон). Зато первые полгода можно полноценно жить, наслаждаясь и пугая окружающих своими «обострениями» и «вспышками»… Н-да… «Полноценно жить»… «Гон беролака». С точки зрения медицины, раз в году, в момент полнолуния и при самом «высшем пике готовности» у будущей мамы. У меня оный совпал с нашим гостеванием в Либряне и вполне объяснял мое «помешательство». Сразу вспомнились слова Вари: «Ты пахнешь странно». И что было следующей ночью в Русалочьей заводи…
– Уф-ф. А вот об этом лучше пока…