Багаж, включая Женькину винтовку и Серёгин карабин, был здесь же, в номере. Полчаса на чистку оружия (аргентинская дорожная пыль воистину вездесуща), ребята, наконец, улеглись.
– Ты хоть догадываешься, где они сейчас? Кармен, «Линия Девять» и… ну, ты понимаешь…
Аст избегал прямо упоминать «Второго». В своё время ему было непросто смириться с тем, что в голове школьного друга сидит ещё одно, взрослое сознание. И вот теперь приходилось привыкать заново, к обновлённому Женьке-Бабаю, оставшемуся в одиночестве. От такого у кого угодно крыша поедет, Серёга ещё неплохо справляется…
Женька лежал, заложив руки за голову, и бездумно смотрел в окно.
– Понятия не имею. Да и откуда мне знать, сам посуди? Мы же не думали, что им придётся отправляться вот так, сразу. Всё случилось очень быстро, он сказал только: «не грусти, может, ещё встретимся» – и ф-фух!
Женька нисколько не кривил душой – внезапное отбытие «Второго» вместе с Кармен и их союзником, Десантником с кодовой кличкой «Линия Девять», явилось для всех полнейшим сюрпризом. Как и то, что память «Второго» накрепко отпечаталась в его мозгу. Порой казалось, что напарник ушёл не полностью – часть его сознания засела в укромном уголке сознания и исподволь оттуда наблюдает оттуда…
Но это, конечно, было не так. Он ясно запомнил момент, когда Мыслящий «Второго» покинул его мозг – в сознании словно образовалась огромная каверна, и в неё хлынуло нечто ледяное из космической пустоты. И теперь эту лакуну приходилось заполнять, примерно так же, как «Второй» восстанавливал заблокированные после переноса в прошлое участки памяти.
Он поворочался – рукоятка «Астры-Констебля», лежащего под подушкой, больно впилась в локоть. Женька поморщился и устроился поудобнее.
– Слушай, давай спать, а? Глаза слипаются, мочи нет…
Аст буркнул в ответ в ответ что-то неразборчивое и притих – его, наконец, накрыла усталость этих сумасшедших суток. А сам Женька так и лежал на спине, глядя на клочок тёмно-синего неба, наискось пересечённый раздвоенным рукавом Млечного пути, непривычно ярким для обитателя Северного полушария. Хотелось воспользоваться передышкой и ещё раз обдумать всё то, что произошло за эти сутки.
В открытое окно вливался воздух, напоенный запахами сухих трав, стрекотала какая-то дурная разновидность местного сверчка. И он сам не заметил, как провалился в сон – чёрный, глухой, без сновидений.
Ра-ра-ра-р-р-рах! Ра-ра-ра-р-р-рах! Ра-ра-ра-р-р-рах!
Мексиканский клон западногерманского MG-3 (трофей, взятый в долине Хрустального Черепа) трясся в руках Хорхе. Длинные очереди, выпущенные с убийственной, в три десятка метров дистанции, пропороли кабину и тупорылый капот. Лишившись управления, грузовик вильнул на ходу, врезался в фонарный столб и запарил пробитым радиатором, а чилиец, злобно осклабившись, продолжал поливать огнём брезентовый тент. С заднего борта выпрыгивали, отталкивая один другого, солдаты в хаки, с тремя буквами «А» на белых нарукавных повязках – и валились, скошенные в упор струями свинца, извергнутыми потомком «костореза». Катались по асфальту, бились, разбрасывая каски и длинные американские винтовки, пока не затихали в лужах собственной крови.
Вторая машина, открытый джип, набитый солдатами, резко, со скрипом резины, свернул, пытаясь объехать расстрелянный грузовик. Женька задержал дыхание, поймал в перекрестье водителя, и когда машина затормозила, чтобы не наехать на катающегося по земле раненого, плавно потянул спуск. Водитель судорожно вытянулся, схватившись за пробитую грудь – и в этот момент джип выехал под кинжальный огонь двоих бойцов Хорхе, засевших за киоском на противоположной стороне улицы. Женька передёрнул затвор и вскинул «Ремингтон» в поисках новой цели. Никого – только ползают по асфальту между колёсами то ли трое, то ли четверо подстреленных «белоповязочников», парит изрешеченный пулями радиатор джипа да трясётся, прижавшись спиной к грузовику, чернявый тип в фуражке и со шнуром аксельбанта на плече. Женька скосил глаза вправо – Хорхе оставил свой MG-3 и вразвалочку шёл к аксельбантоносцу. В руке он держал блестящий «Таурус». Подойдя шага на три, чилиец вскинул револьвер и выстрелил несчастному в лоб – на брезенте расцвела алая клякса, украшенная белёсыми лохмотьями, а дрыгающее ногами тело сползло по борту на залитый кровью асфальт. А Хорхе уже шёл к бьющемуся неподалёку раненому – выстрел, тело выгибается дугой и обмякает. Чилиец тычет его носком башмака, морщится и направляется к следующей жертве – спокойно, деловито, выполняя привычную, хоть и не слишком приятную работу.